вылакала всё до последней капли.
— Так бы давно, — сказал тюремщик.
Он вытащил из кармана целофановый пакетик, в котором я разглядела пару долек апельсина и несколько маленьких кусочков яблока. Всё это он высыпал в миску и пододвинул ко мне.
— Это — премия за хорошую работу, — сказал он, — Если будешь хорошей девочкой, я тебя еще чем-нибудь угощу.
Я с жадностью набросилась на лакомства. Мужик, терпеливо дождавшись, когда я закончу трапезу, снова закупорил мне рот и ушел, прихватив с собой мой столовый сервиз. Опять с диким визжанием здверь закрылась, но свет не погас. Наверное, днем пленницам давали возможность наслаждаться светом, пусть даже таким скудным.
***
Так прошло дня три, как мне кажется. Перед каждым приемом пищи я должна была ублажать моего тюремщика-благодетеля, потом проглатывала обязательную трапезу, и, напоследок, угощалась чем-нибудь вкусненьким: долькой апельсина, кусочками груши или яблока, а однажды он принес мне ломтик дыни.
И с каждым днем я чувствовала, что действительно становлюсь НИКЕМ, что ради еды я готова унижаться, ползать на коленях и ублажать своего господина, каким бы омерзительным он ни был. Хотя, вполне возможно, что это тоже входило в программу «обучения».
Допрос
Но утром четвертого дня в мою камеру пришел тюремщик, а с ним тот охранник, который привел меня сюда после неудавшегося побега. Оба они были серьезными и на всякие шалости не отвлекались.
Тюремщик распаковал мне рот, но на колени не поставил, а поднес миску с баландой к моему рту.
— Ешь быстрее, — озабоченно сказал он, — Тебя ждут.
Я ничего не стала спрашивать, а быстренько выхлебала свой завтрак. Дождавшись завершения трапезы, тюремщик снял с меня всё железо и тихо сказал:
— Ну, вот так, девка. Жаль с тобой расставаться, но ничего не поделаешь.
Тут он неожиданно подошел ко мне и поцеловал в лоб, как зто делал отец, когда я была совсем маленькой.
— Забирай! — пробубнил тюремщик и быстро вышел из камеры.
Охранник тяжело вздохнул, но не произнес ни слова. Взяв под локоть, он вывел меня из камеры в коридор. Там я увидела уже знакомое «инвалидное кресло», сиротливо стоявшее у стены.
— Садись, девушка, — сказал охранник, — Я должен тебя привязать и заткнуть рот. Ты уж не обижайся на меня.
— А одежду вы мне дадите какую-нибудь? — спросила я, — Холодно и неудобно.
— Извини, — смущенно ответил охранник, — Но одежду давать не велели.
— Понятно, — вздохнула я, — Но можете хотя бы сказать, куда меня повезут?
Парень осмотрелся вокруг и, понизив голос до шепота, сказал:
— У нас есть немного времени, и я должен кое-что сказать. Только ты должна дать мне слово, что не выдашь. И не удивляйся тому, что услышишь.
— Даю слово, — решительно сказала я.
— Хорошо, — охранник кивнул головой, — Когда поедем по коридорам, я тебе всё расскажу, а пока сиди тихо.
С этими словами он достал небольшой кожаный мешок, который лежал в нижнем ящике каляски, положил его мне на колени и стал поочедно доставать оттуда ремни, необходимые для моего связывания. Первым делом он завел мне руки за спинку каталки, связал запястья и привязал к спинке. Вторым ремнем он привязал руки выше локтей.
— Не очень жмет? — осведомился парень.
Я мотнула головой. Он удовлетворенно кивнул и широким ремнем притянул меня к спинке в области живота. Подойдя спереди, он занялся моими ногами. Связал щиколотки, натянул на них кожаный мешок и привязал к нижней раме. Потом стянул ремнем и коленки.
— Открой, пожалуйста, рот, — вежливо попросил охранник, явно стесняясь своих действий. Я послушно открыла рот, и он протолкнул за зубы тоже хорошо знакомую резиновую грушу, насаженную на кожаную накладку. Зафиксировав эту конструкцию ремешком на шее, он отошел на пару шагов и внимательно осмотрел меня.
— Ты очень красивая, — улыбнувшись, сказал охранник, — Даже в таком виде.
— Угу, — ответила
