кишечные колики. Алина с удивлением смотрела на эту истерику.
Не дав девушке возможности возразить, он что-то коротко сказал охраннику. Тот быстро подошел, но очень мягко поднял Алину на ноги проводил к двери, поддерживая за талию, чтобы та не упала. Там за дверью он передал её другому стражу, который отвел рабыню в маленькую комнату, где быстрыми ловкими движениями снял с её рук стяжки и мешок, потом расковал ноги и снял пояс.
— Госпожа желает принять ванну? — подобострастно улыбаясь, сказал он, указывая на маленькую дверь.
Неожиданная встреча
— Ничего страшного, — старый врач «скорой помощи» отошел от кровати, на которой лежала Тина, — Сотрясения мозга, по всей видимости, нет. Многочисленные ушибы и шок. Других печальных сигналов я не наблюдаю. Сейчас очень важен покой и хорошая еда. И через недельку-полторы ваша сестра поправится.
— Спасибо вам, доктор! — Виктория сунула в нагрудный карман халата сотенную купюру, — Вы меня успокоили.
Они спустились на первый этаж и пошли к выходу.
— Доктор, — немного нерешительно произнесла Вика, — Если можно, то не сообщайте в милицию.
— Вообще-то, это нарушение правил, — старик начал медленно протирать очки, — Но рали вас я не скажу никому. Не волнуйтесь. И позаботьтесь о девушке.
Тина лежала в кровати и совсем по-детски чему-то улыбалась. Когда вошла Вика, она повернула голову и спросила:
— Ну, что сказал врач? Жить буду?
— Долго и счастливо, — ответила Виктория, — Ничего не хочешь?
— Пить, — Ти облизала пересохшие губы, — Мне можно?
— Сейчас, милая, — Вика вышла и скоро вернулась, держа в руке стакан с холодным морсом.
Тина пила жадно, большими глотками, не смотря на предупреждение, что морс холодный. Напившись, она, тяжело дыша, откинулась на подушку и закрыла глаза. Вика, как заботливая мать, поправила одеяло и, приспустив занавеску, вышла из комнаты.
— Хорошая девушка, — думала она, сидя ... на кухне и потягивая из пузатого бокала её любимый шоколадный ликер, — После таких испытаний сохранить доброту — это искусство. Я обещаю тебе, что приложу все силы, чтобы ты была счастлива.
Прошло уже несколько дней, как Виктория увезла Тину с болот. Девушка быстро поправлялась. Снова на щечках появился румянец, синяки побледнели и постепенно исчезали. Даже характерная потертость от долгого ношения жесткого ошейника стала пропадать.
Девушки много гуляли по саду, когда светило еще теплое солнце, а долгтми осенними вечерами сидели у камина и болтали. Вика рассказывала о странах, в которых успела побывать, не смотря на свою молодость, о работе, о жизни в Лондоне. Тина, раскрыв рот, слушала свою новую подругу, искренне завидуя ей.
— Как бы мне хотелось хоть краешком глаза взглянуть на такую жизнь, — мечтательно закатив глазки, говорила она после очередного рассказа, — Я же кроме нашего городка да озверелых лиц ничего не видела.
— Стоит только сильно захотеть, — обнадеживала её девущка, — И всё сбудется.
— Как же! А деньги? — Тина сама себя возвращала на землю, — Я же нищая!
— Но у тебя есть я, — улыбаясь, отвечала Вика.
И вот, в один из таких вечеров, когда подруги грелись у камина, в дверь постучали. Стук был настойчивым, и Вика, бросив быстрый взгляд на Тину, резко поднялась с кресла.
— Кого еще черт несет в такую погоду? — пробурчала она, — Тебе бы подняться к себе от греха.
— Я останусь с тобой, — девушка даже вцепилась пальчиками в подлокотник, — Погибать, так вместе!
Безнадежно махнув рукой, Виктория пошла к двери, в которую продолжали барабанить. Отперев засовы, она распахнула створку и от неожиданности замерла на месте. На пороге, одетая в черную нейлоновую куртку с поднятым капюшеном и обтягивающие кожаные брюки, заправленные в сапоги, стояла высокая молодая женщина.
— Не ожидала меня увидеть еще раз? — сказала она, грубо отталкивая девушку в сторону, — Дай пройти! Это мой дом,
