осматривая свою изменившуюся фигуру и тяжко вздыхала, сожалея об утраченной красоте и грации, которой Таня славилась среди своих подруг. Ей даже делали предложение фотографы, приглашая на фотосессии. Но теперь девушка стала похожа на профессиональную культуристку, что очень огорчало Таню.
После тренировок с коляской «лошадь» отводили под навес, где была сооружена небольшая клетка. Руки сковывали за спиной тяжелыми наручниками, и служанка приносила легкий обед, состоявший из густого мясного бульона и ломтя ржаного хлеба. Таня ела с аппетитом, стараясь не уронить ни одной крошки. Потом заваливалась на подстилку и дремала, давая возможность натруженному телу расслабиться.
Отведенные два часа отдыха пролетали, как один миг. Её снова выводили ... на площадку и пристегивали к «карусели» — толстому столбу, закрепленному в шарнире, позволявшем ему крутиться вокруг своей оси. К столбу была прикручена короткая толстая поперечина, и Таня должна была толкать её, напрягая руки и спину. С каждым разом госпожа Анна увеличивала нагрузку, и девушка с огорчением обнаруживала, что крутить эту штуку становилось всё труднее.
Вечером Таню снова загоняли в стойло до следующего утра. Она валилась на солому и всё чаще думала о том, когда же наступит предел её возможностям.
— Загоняют меня до смерти, — с горечью думала девушка, — А потом, как старую конягу, отправят на живодерню.
Но наступало утро, и Таня снова радовалась солнцу, холодной струе воды, которой служанка окатывала её из шланга, пресной каше, которая понемногу даже начинала ей нравиться.
Так прошло два месяца. Утро было теплым и солнечным. «Кобылка» потянула носом, наслаждаясь свежестью воздуха, проникавшего сквозь решетчатое окно загона. Но в этот раз служанка не кормила её. Она лишь ограничилась крепким чаем с небольшой порцией меда. Таню вывели из сарая, но повели не на тренировочный круг, а к небольшому фургону, стоявшему недалеко от загона.
Такие повозки девушка однажды видела на улице. В них перевозили настоящих лошадей. Но этот фургон был короче и ниже. Госпожа Анна стащила с Тани моно-перчатку и сковала руки за спиной, сменила затычку на палку, протолкнув её за зубы, и пинком загнала в повозку.
— Сегодня будет забег, — процедила она, сверкая глазами, — Ты должна выиграть, иначе пожалеешь, что на свет появилась.
Сказав это, Анна захлопнула дверцу. Таня осталась одна в полной темноте и духоте. От солнца крыша фургона нагрелась, и дышать, сидя в нем, было трудно. Снаружи слышался какой-то грохот, лязганье железа и недовольное ворчание Антона. Ему вторили грубые окрики госпожи Анны и более сдержанные реплики госпожи Инессы.
Так прошло не менее часа. Но вот послышалось урчание мотора, и повозка, резко дернулась и затряслась по ухабам грунтовки. Сидя на железном полу, Таня пыталась ухватиться за какой-нибудь уступ или ручку, но стенки прицепа были абсолютно гладкими и скользкими. Наконец, девушка уперлась ногами в стену и прижалась спиной к противоположному бортику. В таком положении она и ехала всю дорогу, но к концу поездки немного устала.
— Будем считать это разминкой, — мысленно подбодрила себя «лошадка».
Наконец, повозка, подпрыгнув на очередной кочке, остановилась. Таня прислушалась к звукам, доносившимся снаружи, но ничего не смогла понять. Снова заскрежетало железо, потом дверца распахнулась, ослепив пленницу снопом яркого света, ударившего в глаза. В проеме появилась физиономия госпожи Анны.
— Вылезай, «кобылка», — прошипела она и выдернула Таню из прицепа, ухватив её за ошейник, — Приехали.
Девушка огляделась вокруг. Они находились на небольшом участке, огороженном сетчатым забором высотой не более метра. Справа и слева располагались такие же участки, на большинстве из которых были установлены огромные палатки-шатры. Таня заметила, что Антон что-то судорожно выгружает из
