и янки. Впрочем, такая полиглотица, как я... Неважно. Мы прекрасно понимали друг друга. Он спросил, как зовут меня, а я...Мне вдруг захотелось побыть для него гречанкой. Мне все уши прожужжали, какой у меня греческий типаж, хоть настоящие гречанки, как выяснилось, совсем другие... но неважно. Это была чистая импровизация. Меня в семье все звали Кисой. И я решила переделать Кису на древнегреческий лад:) Чистое наитие. Вот вам и разгадка)))Я пишу путано... сорри, если что, ладно? Не это главное, конечно. О главном все как-то страшновато писать. Главное случилось уже на второй день. Я ходила к нему ежедневно. Он не соблазнял меня, не приставал. Он просто обнял меня и... и стал целовать так, что я задохнулась.Я отрубилась, как зомби. Я не могу об этом писать. Понятно, что в первый раз... и все такое. Но все, что пишут об этом, и даже все, что можешь нафантазировать себе — это все... ну, как читаешь про клубнику, какая она сочная, сладкая, вкусная — или кушаешь ее свежую, с росой, с бабушкиной грядки... Хотя и это сравнение фигня. Все фигня, все слова фигня.Да, и после того он сделал со мной ЭТО. Видите, я призналась. Раздеваться так раздеваться: скажу — это было очень больно, но сама боль была как... Как священнодействие. Будто меня приносят в жертву богам. И это тоже сносило крышу. Будете смеяться?!Каждый день я ходила к нему, и каждый день мы занимались ЭТИМ. Помногу раз. На песке и в воде. Голышом, естественно. Очень скоро не было больно, а было такое огромадное, одурительное, офигительное, невозможное, ни-с-чем-даже-близко-не-сравнимое...Дальше не могу писать. Папка пронюхал и запер меня. Я не успела ни попрощаться, ни взять координаты, дура, дебилка такая... Папка не знал, конечно, что и как, но побеги мои пресек под предлогом малярии — мол, эпидемия на острове. Какая к лешему малярия???... Я не знаю ни фамилии, ни телефона, у меня даже фотки нет... Я ненавижу своего отца. Я ненавижу всех. И себя тоже.Ну вот — теперь буду реветь до утра. Нафиг я писала это все???...»***Далее следовали целые простыни комментов.Георгий не стал читать их. Дрожащей рукой он ткнул в тачскрин, прокрутил страницу вверх, открыл профайл — и стал набирать письмо.Его руки сновали по клавиатуре с бешеной скоростью, цепляя соседние клавиши. Он набирал слова, фразы, абзацы, стирал их, чертыхался и набирал заново, с нуля, и так — много, много раз, пока не выдохся и не отправил письмо вслепую, не читая, и не откинулся на спинку стула, и не вдохнул жадно, глубоко, до красных кругов в глазах, думая о Киссэ и о великой милости премудрого старца...