заночевать прямо в офисе».Я же этими мучительно долгими вечерами сидела дома одна, читая книги, занимаясь по хозяйству, зависая в Инэте или удовлетворяя себя.Однажды в декабре Антон умудрился промочить ноги (из-за оттепели на улице была слякоть) и простудиться... Да ещё настолько серьёзно, что ему пришлось брать несколько дней больничного.... Как говорится, нет худа без добра — простуда эта дала ему возможность хоть немного отдохнуть от работы (в последнее время он работал в бешеном темпе и порою даже по воскресеньям подолгу с квартирного телефона обсуждал с коллегами дела фирмы). Лёжа на нашем траходроме целыми днями, он пил чай с малиной и морсы всякие, глотал лекарства и кушал то, что я ему с заботой готовила... Ну, и таращился в плазму, конечно... в основном предпочитая спортканалы. На третий день его болезни, вернувшись из универа после обеда и сразу по привычке переодевшись в женскую одежду, я спросила у него, как он себя чувствует. Убедившись, что есть улучшения, я накормила его и посоветовала несколько часов поспать, пока я сгоняю на Щуку (помню, как раз в тот день на «Щукинской» была огромная распродажа неплохой косметики).Вернувшись часа через три, я обнаружила, что в квартире очень душно и пахнет пОтом и Антон... в общем, он не спал, а лишь притворялся, что спит. Я открыла окна для проветривания и решила поправить ему одеяло, чтобы он не замёрз, как вдруг обнаружила, что одеяло в каких-то липких пятнах. Приподняв одеяло, я увидела, что член Антона липкий от спермы. — Я смотрю, тебе уже лучше! — улыбнулась я и поцеловала его в лоб, после чего провела ладонью по члену, чтобы его вытереть.Перед тем, как в ванной помыть руку, я осторожно её понюхала и всё поняла... Закрывшись на щеколду и немного поплакав от обиды, я вышла разогревать ужин... — Ты любишь её? — спросила я напрямую, разливая чай по чашечкам. — Кого? — спросил Антон с набитым ртом. — Ту, что приходила навещать тебя сегодня — спокойно продолжала я.Антон молча прожевал кусок ростбифа и наверное, понял, что мне всё известно. — Да, — потупив взор, ответил он.Я криво улыбнулась. — Ну что ж, — бодро сказала я, еле сдерживая рыдания. — Рада за тебя! — и вышла из кухни.... Было около десяти вечера, когда я в очередной раз беззвучно плакала, вытирая слёзы перчаткой, которую несла просто в руке (декабрь выдался слякотный, и руки совсем не мёрзли на воздухе). Я брела одна по какой-то тропке, вдали от широких аллей Кусковского лесопарка... Почему я именно здесь? Я этого не знала... Наверное просто потому, что я люблю этот парк... или потому, что мне хотелось побыть одной... а может, и потому, что мне вдруг захотелось найти приключений на свою жопу... причём не только в переносном, но и в прямом смысле. А что? Он изменяет, а мне нельзя, что ли?Но в тот вечер со мной так ничего и не случилось. Пробродив в общей сложности несколько часов по лесопарку и немного озябнув, я вышла к Плющево и села там на одну из последних электричек, чтобы доехать до ближайшего метро.Открывая входную дверь, я очень хотела увидеть обеспокоенное лицо Антона или даже выслушать от него упрёки типа «не, ну чё, трудно было позвонить, чтобы я не волновался?» (естественно, я специально отключила телефон, уходя гулять), но вместо этого в тёмной квартире я услышала лишь мерное похрапывание.Осторожно разобрав кресло-кровать (а именно на ней я и спала во время его болезни), я разделась и быстро уснула.Утром я пронулась очень рано и голова сразу наполнилась тяжёлыми мыслями — как жить дальше? Искать ли жильё или вернуться в общагу? Если искать жильё, то на какие шиши его оплачивать, а если возвращаться в общагу, то с кем меня поселят и поселят ли вообще?Наскоро приготовив завтрак для Антона, я, напялив мужскую одежду, поехала в общежитие... — А чего ж ты выписался-то после первого курса, Смирнов? — сочувственно допытывалась у меня
