Я не знаю, как выглядит оцепенение и что оцепеневшие при этом чувствуют, но моё состояние в этот день было сродни ему. Через несколько часов я должен буду снова увидеться с Денисом. Я боялся этого сегодня утром, да и всё время с того момента, как вернулся домой после той ночи, когда мой секрет буквально вырвали из меня, но сейчас во мне не было страха. Сомневаюсь, что я чувствовал хоть что-то. Я просто лежал на кровати, уже переодевшись и войдя в тот образ, в котором я чувствовал себя полноценным, и вспоминал, как это всё началось. Я помню, как с того самого момента, когда я впервые одел чулочки, украденные мной из женской раздевалки перед уроком физкультуры в школе и до знакомства с Денисом, что-то в моей душе росло и набирало обороты, становясь почти нестерпимой ношей. Моей ношей был секрет, ставший практически осязаемым и, к моему несчастью, приносящим боль тогда, когда я не мог быть собой. Я даже не надеялся, что когда-то я встречу человека который сможет разделить со мной всю тяжесть обладания невыносимой тайной, а, возможно, и заставить меня позабыть о ней вовсе. Стоит ли говорить о том, что я был на седьмом небе, когда такого человека нашёл? Наверное, не стоит, ведь тот человек, бывший моей единственной надеждой на нормальную жизнь, оказался куда хуже даже самого страшного из диких зверей. Не знаю уместна ли ирония, но, на самом-то деле он оказался просто человеком.
Если бы я не стал двигаться, то уснул бы, наверное. В своих новых туфлях я ещё ни разу не ходил на улицу, поэтому я лежал на кровати прямо в них. Это не совсем гигиенично, но сдержаться и не примерить их я не мог. Лёжа на спине я потянулся к каблукам, коснулся их руками и прогнул спину так, чтобы поднять бёдра. В зеркале напротив кровати я видел очень сексуальную девушку, даже, скорее, девочку. На мне были чулки, в вертикальную полосочку двух оттенков фиолетового цвета и коротенькое фиолетовое платье с тугим корсетом, чуть более тёмного цвета, чем чулки. Если бы кто-то сейчас взял меня за бёдра и приподнял платье (вернее спустил его, относительно моего настоящего положения), то он увидел бы нежные белые кружевные трусики. Ещё один ироничный факт, осознанный за сегодня, заключался в том, что не смотря на то, что мне пришлось перейти через ад в ту ночь, когда я впервые увидел Дениса, я действительно был собой. Ни в тот момент, когда я глотал сперму Дениса, ни тогда, когда я слизывал свою собственную с пола, я не ощущал отголосков стыда и страха, частично заглушаемых, но всё ещё ощутимых, в моменты моего пребывания в образе, и таких невыносимых, когда мне приходилось скрывать свои чувства и желания от других людей.
Я мог бы думать об этом бесконечно, вспоминая то, что было, и представляя, как могло бы быть, если бы меня не оторвал от этого занятия звук уведомления на телефоне. Денис. Он просто напомнил мне, что очень скоро я должен буду прийти к нему. Оцепенение проходит, но не возвращается и страх. То, что я чувствовал тогда можно назвать, скорее, лёгким волнением. Тогда мне было уже наплевать, как со мной поступит мой насильник и что мне самому придётся делать, лишь бы ублажить его, а там, глядишь, он и сжалится надо мной, не станет распространять видео. В прочем, если не сжалится, то мне всё равно стоит ублажить его, дабы он закончил скорее. Я навёл последние штрихи в макияже и одежде настолько, насколько мог это сделать, чтобы как можно более безопасно дойти до квартиры, в которой мне, придётся ублажать точно не одного, да и, скорее всего, не двух парней. Поправив волосы чёрного аккуратного парика с прямой чёлкой я вышел из дома.
Наверное, мне помимо того, что я сделал клизму, стоило какое-то время поносить анальную пробку, но до этого я не додумался. До настоящего момента я не вспоминал о том, что могу испытать не только психологическую боль от унижения, но и вполне себе физическую. От этих мыслей у меня слегка сжимается сердце и ноги
