же ему, в самом деле, при Лину? Ну, хотя бы попарится, как следует — в этом забытом богами клоповнике обнаружилась недурная баня.
Эльфийка пошла мыться первой.
Погружённый в свои мысли, Виктарион услышал в коридоре грохот. Не иначе Лину идёт обратно. Его предположение подтвердилось, когда дверь с грохотом распахнулась и на пороге, завёрнутая в простыню и с узлом в руке, показалась разрумянившаяся эльфийка.
— У них такие хлипкие светильники на стенах! — негодующе произнесла она. Запуталась в складках своего диковинного одеяния, переступая порог, и едва не рухнула на пол.
— Зато вода просто чудо! — сообщила Лину.
Поражённый в самое сердце видом её обнаженных плеч и прилипших к стройной шее мокрых каштановых прядок, гном пробормотал что-то невнятное и раненым вепрем ринулся за дверь.
*****
Он парился долго и с удовольствием, надеясь, что когда вернётся, Лину уже будет спать.
Но едва гном крадучись вошел в комнату, эльфийка окликнула его:
— Виктарион?
— Что?
— Кровать широкая, мы сможем поместиться здесь вдвоём.
Разомлевший после горячей как адское пекло воды, Виктарион не споря рухнул на свою половину кровати и почти сразу же провалился в сон.
*****
Проснулся он оттого, что сверху на него навалилось что-то мягкое и пахнущее цветами.
Открыв глаза, он с изумлением увидел лежавшую на нём Лину.
— Ох, прости, что разбудила, — сказала она. — Я хотела осторожно перелезть, но зацепилась проклятой простынёй за твою ногу и не удержалась.
Гном онемел и, кажется, перестал дышать. А эта фея с молочно белой кожей была так близко, что его тело тут же отозвалось весьма недвусмысленным образом.
— Прощаю, — произнёс он, коря себя за то, что вчера улёгся на кровать и молясь всем богам сразу, чтобы она сдвинулась с места.
— Правда, неловко как вышло! — огорчённо всплеснула она руками.
«Не то слово!».
Лину пошевелилась, и, кажется, поняла, в чём дело. Её глаза широко распахнулись, и она посмотрела на Виктариона странным взглядом, значения которого он не понял. Но довольно с него и того, что она таращится на него, лёжа на нём же!
— Слезь с меня живо! — рявкнул он.
Эльфийка прищурилась.
— А то что?
«А и вправду — что?».
Воображение, разгорячённое долгим отсутствием женской ласки и близостью жрицы Сеханин, уже подкинуло ему пару идей.
Выражение лица Лину стало ещё более странным. Она коснулась рукой его лица.
— Виктарион...
— Что? — пропыхтел гном.
— Я знаю, что ты ко мне чувствуешь.
— Только что догадалась? — буркнул смущённый донельзя Виктарион. Эндариен сказал бы «попал в переплёт».
Лину встряхнула короткими кудрями.
— Нет. Давно уже. Я знаю, что ты меня любишь.
— Толку от любви, если она приносит одни страдания! — против воли вырвалось у него.
— Почему же?
И она ещё спрашивает? Да потому что где ж это видано, чтобы эльфийка и гном «жили долго и счастливо»! Кажется, так говорилось в одной из тех сладких сказочек, что охотно рассказывал им вечерами Эндариен. С кем поведёшься...
— Потому что, — отрезал гном.
Лину, вздохнув, приподнялась и села на нём бочком.
— Ох, Виктарион. Страдает он...
Издевается она над ним что ли? Вот, устроилась поудобнее, окинула его взглядом, от которого ему стало ещё жарче, и неожиданно объявила:
— Я же целитель, я должна помогать страждущим.
«Боги всемилостивые!»
— Если это из-за того, что...
— Нет, недогадливый гном, не «из-за того, что»! — прервала его эльфийка, склоняясь к нему и целуя.
Прикосновение её нежных губ было восхитительным. Гном почувствовал, что воспаряет куда-то в горние выси, недоступные смертным при жизни. Но вот же она, здесь, касается своими маленькими эльфийсками руками его волос и что-то ласково шепчет на эльфийском между поцелуями.
— Простыня, — прохрипел Виктарион как-то успев вклиниться в этот неожиданно обрушившийся на него поток нежности. Эльфийка
