— говорила она сквозь слезы. — Я здесь, я живая, я... я снова вижу небо, я... — Живая, а какая же еще? — бормотал он ей, усаживая рядом с собой.Он не замечал, каким голосом говорит с ней, — и если бы ему, драчуну и сквернослову, сказали, что он нежен, как нянюшка — Корндайк сильно удивился бы... — Я ведь уже умерла!!! Я умерла... ТАМ... — Ну где ж ты умерла? Просто побыла немного хрюшкой, и все, — улыбался он ей, прижимая к себе скользкое тело. — Я умерла, а вы воскресили меня... Мистер Корндайк, я отплачу! Я по гроб жизни... я... я не могу передать, как я благодарна вам — но мой отец, Айзек Эбенэтар... * он сделает для вас... Он отдаст вам все! Мистер Корндайк!... — Ну, ну что ты несешь? — бубнил Корндайк, морщась от неловкости. — Эбенэтар? Теперь понятно... ** Но я еще не слышал, чтобы они топили таких нежн... Рэйчел! Ну слушай, хватит реветь! Береги силы: у нас впереди еще дальняя дорога._____________________*Испано-еврейская фамилия. — прим. авт.**Ку-Клукс-Клан, ультранацистская организация в США, занималась истреблением темнокожих и евреев. — прим. авт. — Куда? — подхватилась Рэйчел. — Для начала в Сорроубэнк, к озеру, где мы вымоем твои нежные лапки, волосы и все прочее... — Нет! Я не могу! Мне надо к Ларри! Ларри не знает, что со мной, он... Он с ума сходит, наверно! Мне надо скорей, скорей к Ларри!.. — Так и знал, что не обошлось без какого-нибудь Ларри, — проворчал Корндайк. — Что за Ларри? — Ларри... Лоуренс Хэвисайд. Мы... я... я люблю его, — тихо и гордо сказала Рэйчел. — Фьюуууу!... — снова присвистнул Корндайк. — Хэвисайд? Сынок Эллайи Хэвисайда, главаря местных остроголовых? Вот теперь уж точно все понятно! Ну тебя и угораздило, детка! Неужели не нашлось больше в кого втюриться?! — Ларри и я любим друг друга!!! Мы сбежим отсюда, мы будем жить вместе в шалаше в горах, он говорил... Он будет охотиться, а я... — Ну... — начал было Корндайк, но вовремя осекся, прикусив язык.Некоторое время он мрачно улыбался, глядя прямо перед собой и поглаживая Рэйчел по телу.Близость ее интимных уголков, которые можно было трогать сколько угодно, вливала в него щемящие токи, которые незаметно скапливались в яйцах и в члене, набухшем под штанами... Повернув голову, Корндайк смотрел на острые сосочки Рэйчел, которые были совсем рядом, в двух футах от его лица. Грязь на них подсохла, и они белели глазурированными орешками. На бедрах и на лобке он увидел неснятые комья грязи — и воспользовался этим, чтобы снова коснуться ее раковинки. Рэйчел раздвинула ноги, и Корндайк, сгорая от давно забытого волнения, мял ей стыдные лепестки, как бы счищая с них грязь. «Кажется, там липко и влажно не только от грязи... или я ничего не понимаю в этом».Рэйчел задышала чаще, раскрыв губы, белые от грязевой корки... Грязь подсохла на ее лице бело-голубыми полосами, выделив брови, губы, нос и кожу вокруг глаз на чернильном фоне. Получилось, что ее лицо было разрисовано черной и белой краской. Этот пестрый грим смотрелся смешно и умилительно...Забывшись, Корндайк задержал руку в липкой раковинке. Рэйчел прижалась к нему, а он гладил ее, удерживая между ног. Между ними снова звенела интимность, очевидная им обоим, — и тихие всхлипывания Рэйчел уже очень походили на «тот самый» стон...Внезапно Корндайк ощутил такое дикое возбуждение, что у него потемнело в голове.Никогда еще он так не хотел женщину, никогда еще его член не рвал так яростно штаны... С силой сжав Рэйчел, он вдруг отпустил ее и встал: — Нет, детка, Ларри придется подождать! Ничего с ним не случится, и с тобой тоже. Нечего тебе сейчас делать в Фэйксвилле! Что, снова в топь захотела? Один раз казнили — казнят и второй... Тем более... хороша ты будешь голышом в родном городе! Одеть тебя мне не во что — платьев, сама понимаешь, с собой не вожу, есть только дождевая накидка. Нет, влюбленная
