точки фигурок вскочили на борт. Отдышавшись, как-никак просидел под водой около двух минут, я вернулся на место и обнаружил плавки, разложенные и придавленные двумя банками сгущённого молока. Под одной из них была наспех написанная записка на листке с английским словом Notebook «Это тебе взамен утопленных. Я сгущёнку люблю» и подпись латинскими буквами — Виллард. Кто такая Виллард? Если эти плавки с такой эмблемой, от которой млеют все профессиональные спортсмены водники, взамен утопленных, то Виллард это та девчонка. Такое логическое построение и вывод меня устроили. Сгущёнка тоже была любимым продуктом и для меня, отчего в ход пошла первая банка. Сделав дырки ножом, постоянным спутником моим в моих ныряниях, тасканиях по вечерним паркам и просто так, я высосал одну банку. Открыв потом её полностью, я выбрал всю сладкую белую массу пальцем, поминая добрым словом Виллард. Яхта, как и она, исчезли далеко в дымке, оставив плавки фирмы «адидас» с лейблом «сделано в США», банку сгущёнки и записку. Примерив плавки, я довольный, как же они всё-таки сидят хорошо, ровно мой размерчик, нырнул. Да, знают империалисты как делать. Нигде не жмут, не стесняют движений, не тяжелеют, словно их и нет на тебе. Красота!
***
Вечером я никуда не пошёл. Залёг дома, сославшись на усталость, когда на самом деле сейчас мог своротить и горы. Я думал о ней. О той девушке, с которой, волей морских богов, мы столкнулись на валунах, о её голосе, волосах, нежном тепле. При одном воспоминании о котором Максим начинал волноваться, напрягаясь в теснинах трусов. Ночью мне снились всякие эротические сны, в которых я занимался сексом. Нет, самой картины я не видел, но чувствовал, что это то, для чего природа создала мужчину и женщину. Под утро я выполз в туалет, где тут же кончил, выпустив ночной сон в реально существующую раковину.
— Ты чего, сынок? — Заботливая мать, лучше бы ты спала!
— Просто сон приснился дурной. — Я прошёл мимо неё, неожиданно для себя отметив, что она просто накинула халат на голое тело. Ну, да, жаркая ночь, самое время спать голым. Но до этого момента для меня понятие спать голым было каким-то отстранённым, не имеющим никакого значения. Ни сексуального, ни другого. А тут! Представив мать с отцом голыми в кровати, я вновь возбудился. Нет, лучше ничего не думать, а просто спать. Натянув на голое тело простынь, я заставил себя заснуть. Всё потом, потом, после того, как мать и отец уйдут на работу!
— С тобой всё хорошо? — Она села на кровать, положила руку на лоб.
— Да, всё нормально! — Я повернулся к ней, согнув ноги в коленях, скрывая растущего в объёмах Максима. — Мне завтра на работу. Давай спать?
— Да. — Она встала, думая, что не вижу в такой темноте, почесала себя ТАМ, просто сунув руку между полами халата. Ох! Максим рванулся вперёд, наливаясь свинцом. — Давай спать. Но если что-то...
— Я тебе скажу. — А что ей я скажу? Что из меня так и прёт сперма? Что четырех раз в день мало? Что от этой встречи с девчонкой теперь моя мошонка при одной мысли, что она сидела голой передо мной, отделённая только тонким полотенцем, тяжёлела, а член призывал к действиям? — Обязательно скажу.
— Мы в воскресенье поедем в гости к Диомантидисам. — Она зевнула, прикрывая рот рукой, отчего полы халата раздвинулись, открывая тёмный треугольник. Скоро утро, и в прозрачном свете раннего утра мне уже видно всё. Или почти всё. — Поедешь с нами?
— К дяде Константину? — Весёлый мужик, из осевших в России греков, притягивал меня своими рассказами, легендами о богах Греции, традициях и прочем таком, о чём в книгах не писалось. По крайней мере, которые мне попадали в руки. — Поеду.
— Вот и отлично. — Она наклонилась ко мне поцеловать меня в лоб, как маленького ребёнка. Грудь её, не выдержав плена ткани, вынырнула из-за неё, показав мне ровные, плавные линии груди, ровные кружочки чуть коричневого цвета. — Ой, извини. — Ох, они, что все
