Бадулай просит Дашу посидеть в кабинете, а сам идёт с Андреем в лаборантскую. Просит присесть на кушетку.
— Что вы делаете? — Андрей с тревогой наблюдает, как цыган набирает в шприц жидкость из стеклянной капсулы.
— Это успокоительное, чтобы ты не волновался. Действует как валерьянка. Ты ведь волнуешься?
— Ну допустим.
— А нельзя. Нельзя, чтобы участники эксперимента волновались. Иначе их память от стресса начинает плохо работать. В контракте, кстати, всё подробно про это написано. Ты что, забыл?
Про успокоительное и стресс Андрей, конечно, читал, но не думал, что всё так серьёзно.
Он вяло закатывает рукав, оголяя вену.
— Даше тоже сделают укольчик. Она ведь, как и ты, волнуется. Побольше даже твоего, — последние слова цыгана действуют опьяняюще.
— Откуда вы знаете?
Лекарство уже растворилось в крови. Глаза слипаются, пол уходит из-под ног, сливаясь с потолком.
— Она руки под столом мяла, когда мы общались, — звучит хриплый равнодушный голос цыгана сквозь белую пелену.
***
Тусклый свет наполняет пустую комнату со всех сторон.
Он сидит со спущенными до колен джинсами, трусами, скрючившись, как на унитазе, провалившись в глубокий пластиковый стул-капельку. Два десятка кожаных ремней обездвиживают спину, руки, ноги, надёжно фиксируя тело к железному каркасу стула.
Но что самое ужасное, его голые горячие яйца, абсолютно незащищённые, беспомощно болтаются где-то снаружи. Их вытянули с пенисом сквозь узкое круглое отверстие в сидении, побрили, смазали липким холодным гелем. Они непривычно горят, разомлевшие, распухшие, тяжёлые.
Андрей дёргается, яростно напрягает бицепсы, но это вызывает лишь лёгкое колыхание яиц и пугающую мятную прохладу под стулом. Железный каркас намертво приварен к полу.
— Эй! — орёт Андрей.
Перед ним стол и высокая стена с двумя экранами по бокам. Чуть повыше уровня глаз широкое смотровое окно, закрытое роллетами.
— Эй! Вы меня слышите? — ревёт он, продолжая искать лазейки в хитросплетении ремней.
Паника лавиной накрывает остатки надежды на благополучный исход.
***
За десять минут у Андрея перед глазами промелькнула вся жизнь. Он успел успокоиться, снова накрутиться, раскаяться, ожесточиться, наконец, полностью отключиться.
Мягкий голос Даши возвращает Андрея в реальность:
— Андрей, ты меня слышишь? — одновременно в головку члена под стулом вонзается тёплая острая струя воды. Она приятно режет тонким стержнем, щекочет, раздражает. Голос исчезает, струя тоже, только капельки стекают к мошонке.
— Андрей, если слышишь, ответь, пожалуйста, — Даша делает паузу, не выключая микрофон. Она напряжённо дышит, но этого недостаточно, чтобы активировать струю. — Хочешь я прочитаю тебе стихотворение?
Голос Даши такой бархатный, соблазнительный.
— Да, хочу, — тихо произносит он, проклиная себя за слабость. Член под стулом быстро растёт, пока не упирается головкой в сиденье.
— Хорошо, но сначала ты должен ответить на один вопрос, — её голос наполнен детской непосредственностью. Она, похоже, понятия не имеет, какое удовольствие доставляет ему каждое произнесённое слово.
Неожиданно включается монитор слева. Даша сидит в смотровой за роллетами, склонившись над столом, камера направлена ей прямо в лицо.
— Назови столицу Румынии, у тебя десять секунд, — облизывает губы, переводит взгляд вниз, видимо, на часы.
«Румыния, Румыния, цыгане, Дракула, Трансильвания...»
Андрей никогда не заучивал дурацкие столицы. С географией в школе вообще трындец. Училка дрючила их налево и направо, хотя сама нигде не была. Вечно корчила из себя невесть что.
Андрей морщится. Надо что-то ответить.
— Будапешт, — он не уверен, но пусть будет Будапешт.
— Это неправильный ответ, — Даша расстроена. — Правильный ответ — Бухарест. Мне придётся наказать тебя небольшим разрядом тока. Ты готов?
Он не успевает