вцепился ей в волосы. В волосы на голове, если чо.Лия застонала. И ДПСник застонал. А потом он её отымел. Так вкусно отымел её, что пиздец просто. С таким, прям, драйвом, чувством, что прям « Эх «. Вообще. Эх, мдя. Ух, как он её ебал! Он, наверное, никого так никогда не ебал. И его, наверное, тоже. И он с тех пор, наверное, так никого с таким кайфом и не выебал.Как тряслась та батарея, это надо было видеть. Ой, как завидовали и дрочили в мусорное ведро стоявшие за дверями остальные ДПСники.Красавчик кончил после Лии. Кончил с каким-то зверским рёвом. Да и, в принципе, Лия бы тоже кончила с рёвом, но ей кляп помешал. — Жаль, что ты блядь. — отдышавшись, сказал зеленоглазый ДПСник и вытащил из лииного рта кляп. — С чего бы я блядь? — Лия обиделась. — Слушай, давай не будем, а? Иди отсюда. Тех двоих... если хочешь, то они тебя трахнут. — Не хочу. — Лия оделась. — Твой водила уехал, наверное. — Может, уехал. — Сколько ты берёшь? — Заебал. — устало сказала Лия. — Сказано же, что я не блядь. — А кто? — ДПСник застегнул ремень и собрался выйти из комнаты. — Автостопом еду. На море. У меня вон, палатка в овраге. Вечером, как её разложила, приходила на пост пить кофе, договорилась, что до утра переночевать можно возле поста. Сказали, что можно утром прийти горячий чай или кофе попить, умыться.Глаза ДПСника остановились, остекленели, чуть не выпали, смотрели охуевши, мертво, застывше, в ахуе. — Что? — прошептал он. — Еду. Стопом. До Утриша. Из Москвы. С рюкзаком на 100 литров. Ночую в палатке. Вчера...ДПСник схватил Лию за плечи и рывком притянул к себе. — Что?... Пошли, покажешь.Всё так же держа её за плечи, бледный, он выволок её из комнаты и потащил на улицу. Те двое, оставшихся за дверями, так и замерли у стены, когда увидели его лицо.У поста был овраг. В овраге была палатка. Её палатка. — Её... — он хотел умереть в эту секунду. Он жалел, что не умер в тот же миг.Двое его сослуживцев молча стояли рядом, подошли неслышно. Всё поняли. Обмерли. — Меня зовут Виктор. Это... — он пошарил в кармане. — ... ключи от моей квартиры. Это... — он записал на обрывке блокнотного листа. — ... мой адрес. Собирайся, тебя отвезут ко мне домой. Отвезут. Дождись меня. Очень прошу, дождись.Последние слова он произнёс ей куда-то в затылок, обняв её. Он знал, что, вернувшись, может не застать ни её, ни вещей. Он знал, что заслужит это, если так и случится. Он знал, что самый страшный день в его жизни — сегодняшний, потому что он почти сутки будет думать только о ней и о том, что он не хочет её потерять. А ещё он думал о том, что даст в морду тем мудакам с прошлой смены, которые, уходя с дежурства ранним утром, не рассказали ему о ней.
