удачного штурма тюрьмы, и взять своих убийц в ад за компанию им было под силу. Дилан и Фэйт должны были проникнуть в крепость, убедиться, что у Братства действительно есть боеголовка, и если будет такая возможность, вывести её из строя.
— Крутиться рядом со стеной в поисках тайного хода мы не можем — нас сразу подстрелят. Но что нам мешает открыто подойти к воротам, и сказать, что мы услышали очередную проповедь по радио и теперь горим желанием присоединиться к Братству? — предложил Дилан.
— Не будь таким наивным. То, что они фанатики, еще не делает их полными идиотами, — возразила Фэйт.
— Согласен, впускать кого попало вообще без проверки они не будут. Если только этого не будет требовать ситуация.
— В каком смысле?
— В прямом. Будем давить на жалость и человеколюбие, о которых эти чудики голосят 24 часа в сутки. Если мы будем выглядеть как жертвы бандитского нападения, нас сначала пустят внутрь, окажут помощь, и только потом станут разбираться что к чему.
Признав, что в словах Хорнера есть свой резон, Фэйт достала нож.
— Для большей достоверности одному из нас придётся пострадать, — сказала она, протягивая армейцу нож.
Дилан не стал возражать. Забрав нож, и засучив левый рукав, Хорнер порезал себе руку от плеча до локтя, но не слишком глубоко. Из раны пошла кровь, которую Дилан и Фэйт поспешили щедро размазать по своим лицам.
— Смотри не слишком переигрывай, — посоветовала Фэйт, и демонстративно упала в обморок.
Успев подхватить девушку, Дилан взял её на руки, и побежал к воротам тюрьмы.
— Помогите! Впустите нас! — отчаянно кричал Хорнер.
Один из дежуривших на вышке охранников выдал предупредительную очередь по земле, вынудив Дилана остановиться.
— Нам очень нужна помощь! Пожалуйста, помогите! — взмолился Дилан.
Отчаяние в голосе Хорнера было настолько натуральным, что даже притворяющаяся раненной Фэйт на секунду поверила, что армеец действительно нуждается в помощи. Калитка рядом с воротами приоткрылась, и оттуда показалось дуло автомата.
— Вы кто такие? — спросил вооружённый адепт.
— Обычные путешественники. Мы с сестрой направлялись на юг, но на нас напали бандиты. Мы попытались отбиться, но их было гораздо больше.
— Где именно на вас напали? — продолжил допрос адепт.
— Да какая разница?! Моя сестра умирает. Если ты нас не впустишь, её смерть будет на твоей совести!
Адепт замешкался, не зная как вести себя дальше. С одной стороны, впускать в крепость всех подряд было слишком рискованно, но с другой, одна из заповедей Братства гласила, что долг каждого адепта оказывать помощь нуждающимся, поскольку альтруизм — величайшая добродетель. По крайней мере, так было раньше, пока был жив первосвященник отец Джошуа.
— Мне больше не к кому обратиться за помощью — вокруг одни лишь Пустоши. Вы же только и делаете, что говорите по радио о милосердии и взаимопомощи. Или это всё пустая болтовня? Согласно вашему учению, лицемерие — страшный грех. Ты готов его взять на себя? — совсем завёлся Хорнер.
Фэйт была готова аплодировать Дилану. Она не видела выражение лица адепта, но знала, что после такой тирады молодой дурачок не сможет остаться равнодушным. Так и произошло. Опустив оружие, адепт открыл калитку, и впустил чужаков в крепость Братства. Зашедший внутрь Хорнер стал осыпать фанатика благодарностями, говоря, что на Страшном Суде ему это обязательно зачтётся. Стоило им попасть по ту сторону ворот, как Фэйт магическим образом почувствовала себя гораздо лучше. Опасаясь, что их доставят к доктору, и тот не найдёт у неё никаких серьёзных ран, девушка открыла глаза, и приняла вертикальное положение. Чтобы её выздоровление не выглядело совсем уж чудесным, Фэйт правдоподобно изобразила слабость и измождённость. Заверив Дилана, что может идти дальше без посторонней помощи, и заметив подозрительность в глазах фанатика, Фэйт покачнулась,
