стоящей на земле (в последствии выяснилось, что это была статуя), низвергся спиной вперед вместе с потоками воды... Я так и не понял, в какой момент это произошло, но мое тело гордо вошло голой задницей в прозрачные воды бассейна, а плавки предательски повисли на краю трубы, которую я только что покинул. Поскольку разница между мной и Рокко Сифреди была слишком очевидна, мне ничего не оставалось, как глупо хихикать, пытаясь сорвать рукой деталь мужского туалета (вторая пряталась где-то в складках живота). Спасибо солнцу — красный загар на лице удачно скрыл мое смущение...
Сколько бы ни длилось это блаженство (я имею в виду термальные источники, а не мои перверсии в водосточной трубе), всему приходит неизбежный конец. В последний день пребывания на отдыхе мой взгляд опять наткнулся на злополучный аттракцион. Я решил еще раз испытать судьбу на этой сплавной трубе: дурная голова ногам покоя не дает. На сей раз я сел как нормальные люди — лицом к солнцу, и поехал. На середине пути мне показалось это слишком банальным, и я лег на спину... и остался лежать внутри аттракциона. Вода решительно отказывалась смывать мое нетренированное тело вниз. «Ах ты, старая пердола», — думал я, руками подтягиваясь за края трубы, как больной в инвалидной коляске, сползая к финишу. Зомби всего мира оживились: в их полку прибыло. Успокаивало только одно обстоятельство: все-таки я неплохой парень: был бы г... — давно бы смыло.
... На Черном море Румынии было чем заняться и на что посмотреть. На девушек и женщин из разных стран мира, например. Мне, дремучему бандерлогу, вылезшему из-под российского шкафа, трудно было адаптироваться к происходящему: многие отдыхали топлесс. К мужчинам я привык быстро: я сам щеголял только в плавках, но вид женских прелестей, непринужденно выставленных напоказ, сперва сбивал меня с толку. Если какая-нибудь дама, сильно бальзаковского возраста, демонстрировала полное отсутствие комплексов, меня это не беспокоило: я просто старался не смотреть в ее сторону. Ее привлекательность лежала в границах между удивлением и жалостью, причем, с уклоном в последнюю сторону. Но кроме живых экспонатов кунсткамеры, попадались и более молодые экземпляры.
Однажды, во время ловли длинным сачком креветок у пирса, ко мне прямо в море подошла черноволосая нимфа, лет двадцати двух, голая по пояс. Можно было только догадываться, было ли что-то на ней надето ниже пупка: волны драпировали изгибы ее девичьего тела. Она что-то сказала мне грудным голосом, показала на пластиковую бутылку с тремя креветками, которую я крепко сжимал в руке, и чарующе улыбнулась.
— Креветки, — сдавленно сказал я, изо всех сил стараясь смотреть ей в глаза. Мой взгляд все время сползал на ее округлости, покрытые капельками воды. Она подошла ближе, с любопытством глядя через бутылку на хаотично метавшихся (как и мои мысли) креветок, и слегка прижалась ко мне грудью. Она всматривалась в бутылку с добычей, а я чувствовал ее жаркое дыхание у себя на шее: от нее пахло морской свежестью и вареной кукурузой. Что-то большое и длинное заколыхалось под водой: это был сачок, которым я судорожно пытался нащупать точку опоры.
— Fishing, — хрипло пробормотал я. Она закивала, и счастливо рассмеялась... Мои фантазии прервал волосатый румын, внезапно вынырнувший из моря на расстоянии удара. Он сурово взглянул на меня. Я тут же вцепился ногами в ближайший камень на дне и деловито закачался на волнах, аки водоросль, прицеливаясь сачком в пирс. Когда я повернулся с добычей — девушки уже рядом не было. Ее уводил в пенную даль суровый румын, она оглядывалась и улыбалась мне... Искорки летели из ее темных глаз и с легким шипением гасли в безразличных волнах Черного моря...
Как-то раз, бродя вдоль берега в поисках интересной натуры для памятного фото, мы с мамой забрели на нудистский пляж. Когда мы это заметили, было слишком поздно: повсюду, в самых
