заказал угодливо изогнувшемуся официанту «цвай руссише шнапс». «Две рюмки водки «Белуга» по пятьдесят грамм», — перевела Елена в ответ на вопросительно изогнутую бровь официанта. («Официант! Почки два раза царице!" — всплыла в голове уставшей Елены цитата из гайдаевской комедии. Она давно заметила, что от неприятной действительности спасается в образах старого кино. Настроение улучшилос) «Ну, что, старый хрен! Выпьем за спортивное общество «Динамо»! — провозгласила первый тост Маревская. И сразу перевела: «За успех нашего предприятия!» «Нет, за нашу любовь!» — откорректировал тост начальник и под столом снова положил руку на колено Елены Борисовны. Водка «Белуга», видимо, сделала своё дело. Елену охватило бесшабашное веселье. (Специально для — ) Она развела колени, и босс, ожидавший как всегда глухого сопротивления, обалдел от внезапно открывшихся перспектив. Ладонь заскользила по внутренней стороне бедра и вскоре достигла того самого, куда так стремилась попасть. Пальцы начальника нетерпеливо зашарили в кружевах и резинках трусиков и нагло проникли в предательски повлажневшие недра. Колени сомкнулись. Елена со строгим выражением лица учительницы начальных классов посмотрела на начальника, как на первоклассника, застигнутого за списыванием контрольной у соседки по парте: « Никогда так больше не делайте, Карл!» «Warum?!» — с обидой ребёнка, у которого отобрали только что подаренную игрушку, захлопал глазами начальник. Елена Борисовна лукаво улыбнулась: «Не всё сразу, проказник».
****
«Елена Борисовна! Вот так встреча! Не ожидал Вас здесь увидеть» — звонкий юношеский голос («В эфире «Пионерская зорька!») заставил Маревскую и её спутника оторваться от ризотто с морепродуктами. От противоположной стены отделилась худощавая фигура в джинсах и голубой водолазке, невероятно усиливавшей синеву глубоко посаженных глаз. «Ба! Да это давешний мальчик-переводчик», — Маревская быстрым оценивающим взглядом охватила всю ладную фигуру молодого человека, недавно казавшегося ей таким невзрачным в мешковатом деловом костюме. «Здравствуйте, коллега!» — как же его зовут, лихорадочно соображала Елена. Словно прочитав её мысли, юноша сверкнул безупречными зубами, — «Александр! Я не представился, меня зовут Александр! Вы позволите?» — мальчик — переводчик на глазах превращался в уверенного в себе мужчину. Александр опустился в свободное кресло напротив Маревской и, подперев щёку рукой, пристально посмотрел ей в глаза. Елена заёрзала в своём кресле, быстро соображая на ходу, как себя вести. «Спасибо, Вы меня сегодня выручили», — продолжал Александр, — « ведь я первый раз переводил на переговорах, причём, я не сотрудник РДМ Банка, я служу переводчиком в бюро «Халимон и партнёры». Утром пришел запрос на переводчика с немецким, меня и послали. Так что я даже, как говорят, «не в теме», приходилось выкручиваться на ходу.»
Шеф вертел головой, и вопросительно взглядывал на Елену, пытаясь понять, зачем этот юноша вторгся за их стол и нарушил такой восхитительный и много обещающий интим. Вдруг заиграла музыка, на маленькую сцену вышел труженик шансона («Мы благородные певцы народные в удобных тренировочных штанах... «) и традиционно-хрипловатым голосом объявил о своём намерении исполнить песню поэта Трофимова о поздней незаконной любви, постигшей немолодого женатого мужчину на закате его возможностей.
«За окошком снегири греют куст рябиновый...», — проникновенно зазвучали первые аккорды. «Тоника, субдоминанта, доминанта, тоника — классика жанра», — поморщилась про себя Маревская. «Можно Вас пригласить?» — вопрос Александра вернул её из воспоминаний об уроках сольфеджио на грешную землю. Елена встала, оперлась на протянутую руку и двинулась за своим кавалером в центр зала. Они закружились в медленном танце. Мальчик вёл её уверенно в каком-то рваном почти латиноамериканском
