выходной. Можно будет уйти домой, отоспаться, в лес по грибы сходить, поиграть с младшим братом. Татьяна мечтательно потянулась в постели. Сегодня ещё полдня суеты, и... свобода!!! Хоть и временная.
После завтрака всю прислугу позвали на задний двор. Татьяна пошла без каких-либо подозрений — видимо, хотят какое-то объявление сделать (а вдруг премию дать)? Лида тоже была в хорошем настроении, и что-то щебетала о том, как Николай, работающий на конюшне, пытается за ней ухаживать. А у остальных лица были почему-то мрачные. Толстуха Тоня-птичница вроде даже всхлипывала, вытирая нос рукавом.
Сегодня двор выглядел необычно. Посередине стояла большая лавка, на ней лежало несколько веревок. Прислуга выстроилась полукругом метрах в десяти от неё. У лавки стоял Евгений Андреевич, управляющий. Как обычно, с брезгливым и надменным выражением лица. В руках у него была тетрадочка, и он внимательно изучал написанное в ней. Подошла Анна Корнеевна, дала ему ещё какую-то бумажку и осталась стоять рядом.
Из дома неторопливо вышли Данила Иваныч с женой и сели в кресла, тоже метрах в десяти от лавки, но с противоположной от прислуги стороны.
И тут Татьяна заметила ещё один предмет — позади управляющего стояло ведро с торчащими из него прутьями. Лавка, веревки, прутья, штрафные баллы... Страшная догадка, в которую не хотелось верить, мелькнула в голове. Порка для провинившихся? Но этого же не может быть!!! В наше время??? Она невольно схватила под руку Лиду и потянула назад, к дому.
Сзади вдруг оказался конюх Николай, он обхватил их за спины и удержал на месте. «Вы же первый раз... Стойте, а то хуже будет!». «Как же это? — возмущенно зашептала Татьяна, — я не согласна! Я уйду отсюда!».
«Если ты сейчас уйдешь, тебе увеличат наказание. А если совсем уйдешь домой, долг твоей семьи увеличится. Такой договор подписывали». «Я ничего не подписывала! — вырывалась Татьяна». «Значит, твои родители подписали. На всех, кто здесь работает, такие договоры!»
В это время управляющий громко объявил: «Итак, как обычно, по субботам, мы наказываем плохих работников. Начнем с тех, у кого меньше всех штрафных баллов. Для новых работников поясняю, что один штрафной балл соответствует десяти ударам розгами». Посмотрел в тетрадочку, потом в бумажку: «Софья — на лавку! Двадцать розог!»
Софья, помощница садовника, обычно стройная и подвижная, ссутулившись, поплелась к месту наказания. Анна Корнеевна, чтобы ускорить процесс, сделала шаг навстречу, уложила её животом на лавку и задрала юбку к голове. (Все работницы должны были ходить в синих юбках длиной по колено, которые выдали им здесь). Вместе с управляющим они быстро привязали руки и ноги Софьи к ножкам скамейки. Потом, на виду у всех, Анна Корнеевна спустила ей трусы до коленей. Всем на обозрение открылись маленькие розовые упругие ягодицы. Софья громко прерывисто всхлипнула, видимо, она ещё не совсем привыкла к такому позору.
Анна Корнеевна вооружилась розгой, подошла сбоку к беспомощно распластанной на лавке Софье, и свистнула розгой сначала в воздухе, проверяя на гибкость и прочность. Софья сильно вздрогнула и безнадежным голосом пробормотала что-то вроде «пощадите, Анна Корнеевна!». Та как будто ничего и не услышала, размахнулась второй раз и с силой хлестнула Софью поперек ягодиц. Громкий вскрик Софьи сразу перешел в горькие рыдания. «Раз» — безо всякой интонации громко произнёс управляющий.
Татьяна плохо видела происходящее — выступившие от страха и отчаяния слёзы застилали ей глаза. Рядом всхлипывала прижавшаяся к ней Лида.
Слышен был свист и шлепки розги, всё более громкие крики и плач Софьи и бесстрастный счет ударов. Когда крики и свист стихли, Татьяна подняла глаза и увидела, что Софья неуклюже встает и оправляет юбку, всё её хрупкое тело продолжало содрогаться от рыданий, теперь уже беззвучных.
«Антонина — на
