болели,... значит не сказать ничего. В довершение, этот садист насажал мне прищепок на губы, уши, нос и защемил двумя штуками язык. А потом...
Потом он взял видеокамеру и приступил к съемке. Я рыдала из последних сил. В то время пока он снимал, он исхитрялся хлестать меня плетью, попадая по ягодицам и животу, грудям и промежности. Я мычала и ревела. Через полчаса он занялся освобождением моих органов, начав с письки. Он провозился еще полчаса, в итоге оставив веревки на грудях.
— Ну, как, милочка, понравилось, — обратился он ко мне, бездыханно лежащей на полу.
— Да, господин, очень, только тити болят.
— Болят, говоришь. Хочешь, сделаем тебе такие сиськи, что будешь в дверях застревать. А, вообще, они у тебя, нормальные, хороший рабочий материал. Я вот что придумал. Надо вытянуть твои половые губки, чтобы висели где-нибудь между ляжек. Ты как? Согласна.
— Даже если я не согласна, разве я могу возражать вам, господин. Если вы хотите, то делайте с моим телом что угодно, — я ненавидела себя за эти слова и, говоря, плакала.
— Почему ты плачешь? — поинтересовался он.
— Я просто шлюха, — сказала я. — Блядь — мазохистка. Мое тело больше не...
— ... принадлежит тебе, — закончил он. — Правильно.
Он неожиданно пнул меня в живот, а когда я согнулась, обошел меня сзади и сильно ударил прямо в промежность острым ботинком.
— Давай-ка, раскрой пизду-то.
Я подчинилась. Он поднес ботинок к пизде и сунул носок внутрь.
— Залазь на ботинок, блядина, и чтоб до самой матки достало. Как достанет, скажешь.
Я старалась, очень старалась. Я мечтала, чтобы моей матки коснулся его ботинок, моего самого сокровенного места — грязный предмет обуви. Я сама раздвигала ноги, как могла и раком залезала. Все получилось только тогда, когда я просто села пиздой на ботинок, и он вошел в меня чуть ли не по самый каблук. Я испытала такое блаженство и облила, конечно, его слизью.
— Я достала до матки, господин, — радостно прошептала я. — О, как прекрасно, когда можно доставить вам удовольствие. К сожалению, я испачкала своими выделениями кожу, но я все вылижу, только не пинайте меня, пожалуйста, за мою оплошность. Я не могу контролировать свою пизденку.
Он вальяжно развалился в кресле, а я припала к его ноге ртом и высунула язык. Он пихал ботинок в мой рот, а я продолжала лизать. Потом он закурил сигарету и приказал мне служить пепельницей. То есть, я легла на диван спиной так, что голова свешивалась, а попа уперлась в спинку. Я задрала ноги и опустила их к плечам. Он сходил за веревками. Мучитель протянул веревки под мышками, скрепил узлом, потом притянул к плечам ноги и притянул их. Взял тиски, сунул во влагалище, закрепил их веревками. Он стал крутить ручку, и щечки тисок стали раздвигать промежность, до этого узкую из-за приданной мне позы. Между ног вскоре образовалось зияющее отверстие, куда он и стал стряхивать пепел. Все закончилось тем, что о мой мочеиспускательный канал затушили бычок. Я визжала от боли. Он вышел из комнаты и вернулся с ершиком для чистки унитаза. Не вынимая тиски из пизды, он стал запихивать ершик в нее. Я потеряла сознание от стыда.
Я открыла глаза в процессе освобождения моих грудей. Мои бедные истерзанные сисечки имели цвет переспелой вишни. Он подвел меня к зеркалу, стоящему на полу, усадил перед ним и заставил раздвинуть ноги. Господи! В мои большие половые губы были вшиты веревки, с обоих концов кончающиеся обоженными узлами. Теперь мои пизду можно было застегивать или завязывать, закрывать, короче говоря, на манер обуви.
— Ой, — прошептала я. — Мне теперь совсем не нужны трусики, да?
— Конечно, блядь, — заржал мучитель. — Смотри, еще какие колечки на твоих губках. По четыре на каждой. Нравится?
— Да, нравится. И на анусе тоже.
— Вот и умница. Сейчас
