все пройдет», — пообещала она.
Девушки пили, чай, слушая музыку и листая свежие каталоги, модные журналы, болтая о всяких мелочах. Взгляд Вики проскользил по дверце холодильника и зацепился на одной бумажке. Она приподнялась, вытаскивая из-под магнитика заинтересовывавшую ее бумажку. Это был кассовый чек бутика.
— Помнишь ее? — спросила Вика протягивая подруге клочок.
— Катя, — прочитала Аня вслух номер телефона и записанное следом имя,
— Думаешь навестить ее?
— Почему бы и нет? Ты ей помнится понравилась, она глаз с тебя не сводила. Нужно заботиться о людях которых ранишь.
— Тогда может лучше созвониться, договорится о встрече? — нерешительно спросила Аня.
— Может быть. Если бы речь шла о деловой встрече я бы так и сделала. Потому что так принято, сначала договариваться. Но. Я не люблю никого ни о чем предупреждать.
— Понятно. — Аннека помолчала и добавила:
— Ты так и не рассказала о себе ничего. Я могу только гадать что ты любишь, а что нет...
Отвернувшись, Вика устремила взгляд в окно. Видя, что снова натыкается на невидимую стену, Аня помедлив все-таки решила попытаться пробиться к Вике. Она положила свою ладонь на ее руку. Вика нервно пыталась одернуть руку, но Аня удержала ее.
— Если не хочешь, можешь ничего не говорить, я все пойму. Но. — Аня выдержала паузу,
— Тебе не кажется, что я имею право знать?
Воцарилась долгая пауза, Вика никак не хотела смотреть на Аню. Затем спокойным, почти равнодушным голосом начала:
— А рассказывать-то в общем нечего, просто не люблю говорить о себе. Мы похожи, ты наверно уже поняла это. Я тоже росла без родителей. Только они не бросали меня. Они погибли когда я еще была ребенком. Я из семьи военных, жила потом какое-то время с дядей и тетей в военном городке. Затем меня решили отдать в военное училище, что бы я пошла по стопам своих родителей. Среди военных сильны династические традиции, дети кадровых военных тоже часто становятся военными. Но мне особенно «повезло». Женщины в армии конечно служат, но обычно на тыловых должностях. Но, например в армии Израиля, женщины подлежат призыву на общих основаниях наравне с мужчинами и на службу попадают в боевые подразделения. И вот, наши генеральские чинуши запустили пробный проект обучения ориентированный на девочек, с учетом их психологии и, скажем так, анатомических особеностей, чтобы просто посмотреть, что из этого получится. Туда я и попала, — Вика усмехнулась.
— Забавное было место. Вроде бы и не тюрьма, но просто так не уйдешь, забор с колючей проволокой, вышки, все дела. Ну, мы с довочками и прозвали его «загоном». Первые несколько лет увольнительных нам вообще не давали. Потом все же начали отпускать, сначала организованными группами, потом и самостоятельно. И знаешь что? Я честно думала, что все дети так живут: учатся стрелять из гранатомета, водить вездеходы, учат кучу языков, каждое утро бегают кросс, а в конце дня плюхаются в кровать без задних ног. И это если это командир не придумал для нас дополнительные ночные учения. И что же я увидала за загоном? Какие-то розовые девочки с бантиками и куклами гуляли с пухлыми пареньками, с которых бы я три шкуры сняла на плацу. И знаешь в чем самый прикол? — голос Вики перешел на шопот.
— Все боялись нас. Мамаши хватали поскорее своих детишек, машины беспрекословно пропускали нас на переходе, взрослые здоровые мужики расступались, только лишь завидев наши черные береты. Никто не разговаривал с нами. Мы были нелюди, изгоями, уродинами. И вот тут-то я задумалась, а в правильном ли месте я нахожусь.
— Сколько боли... — прошептала Аня.
— Я много думала потом о боли, — продолжала рассказ Вика.
— Нас, конечно, никто не пытал, это все-таки был не концлагерь, все свои. Но мы постоянно тренировались до предела. Кровь из носа, а задачу выполни, — это понималось у нас буквально. На самом деле боль всегда была с нами. Потом я
