Гена решали задачи, что подбросил на этот раз в докладной очкарик Пётр, а я широк расставляя ноги, дефилировала по столу совещания, капая спермой. Я при этом впопад корректировала и Юрия и Геннадия на предмет тех или иных идей. Несколько раз Катя по громкоговорящей связи навязывала рабочую встречу с кем-то из заводских. Геннадий отклонял и просил Катю проконтролировать, что бы с гостем не заводским случайно не вломился кто-нибуть из наших, заводских. Наконец, меня опять нагнули сиськами в стол, я рефлекторно тут же расставила ноги и с как можно шире растянула половые губки. Геннадий вогнал в меня огурец и стал на всю 25см. длину вгонять вовнутрь меня, я так и при этом не отпускала руками растянутые половые губки. Юрий тем временем писал на моей спине. Огурец, как мне показалось, загнали вовнутрь матки. И вновь Юрий сказал да пусть так идёт в отдел. А мы с Геной в два голоса — так в холе может быть, кто-то из заводских. Юрий махнул рукой и через балкон ушёл в свой директорский кабинет, где уже собирались начальники производств на совещание. Одевайся — у меня тоже здесь будет своё совещание и объявляй победителя. Одеть эту юбку и блузку — всё равно, что ни чего не одеть, но не идти же совсем голой. Уже в секретарской Юрий обратился к Кате — через 15 минут собирай народ у меня на совещание, ну а меня мол — у тебя 10 минут, что бы успеть запереться с секретной комнате. Я только хотела уточнить — с кем, но Гена что-то там стал решать с Катериной а мне кинул — читать умеют — прочитают. Я одна пошла в наш отдел.Ну, мужчины! Ни кто не седел на своих местах. Володя по-прежнему делился впечатлениями. А прямо по центру уже красовалась не табуретка, а что-то типа пьедестала из трёх ступенек и красная дорожка от входа в отдел к этому импровизированному пьедесталу. Ни кто не посмел близко ко мне подойти. Включили марш славянки. И как только я взлетела на пьедестал, марш славянки сменился на мелодию 7—40. Все стали пританцовывать и я разумеется тоже. Геннадия не было, но Володя скомандовал РАЗ-ДВА-ТРИ. И я не стала противится — сверх легчайшая блузка и парусиновая юбочка полетели (но не долети) в сторону Владимира.Мне всё это понравилось, танцевать голой мне офегительно нравилось. А танцевать под взгляды пританцовывающих мужчин — в тройне. Ни кого не заботило, что с моей спины могла бы и открыться дверь и войти посторонние или не дай бог наши заводские люди, да и нафиг наверняка назло всем пойду на поебит голой. Кто-то уже пытался обойти и прочитать. Но я сделала очень резкий оборот вокруг свои оси, и посыпались предположения — кто же там написан. Только с третьего моего резкого круга смогли прочитать — Пётр. Наш очкарик и без того красиво пританцовывал, а тут пошёл ко мне по ступенькам на пьедестал. Очень прикольно всё сотворили мальчишки. Я вся возбуждённая прямо в засос вцепилась в Петра и другой рукой ни чего не искала между ног, сразу за ремень его брюк через трусы-семейники в хую! Все заорали ГОРЬКО! И вдруг включился марш Мендельсона, а мы с Петей всё целовались и целовались. Он помог расстегнуть ремень и приспустить брюки, хуй его не мог быть столь зажатым, и когда уже я его высвободила на свободу, то по громкоговорящей связи все услышали — Ольга Ивановна Вы срываете совещание — пулей идите на своё рабочее место. Я быстро выпорхнула в коридор. Пётр, чуть замешкавшись со своим освобождённых хуем следом за мной.Пробежав мимо холла, я поняла, что меня видели несколько мужчин и следом пробегающего мужчину, на ходу, застёгивающего ремень на брюках. Я уже представила такую картину, что я влетаю голой в кабинет — а там народ и через них исчезаю в какой — то двери. От ужаса я аж раскраснелась. Влетаю — но тут только Геннадий. Который мне полушепотом говорит — я всех отправил на балкон — ну быстрее же. Уф! И следом мой орёл Пётр.Очкарик, но ебёт хорошо, я
