интерпретацию. Лина просто не могла держать информацию в себе — без того, чтобы узнать мое мнение. Однажды Лина похвасталась, что ее отымели в попку; я осмотрел ее анус, обнаружил, что он воспалился — и мне пришлось мазать его кремом несколько ночей подряд...Я таких бурных страстей не испытывал никогда, и только старался направить младшую сестренку на путь истинный: следил, чтобы она не бросала учебу, предохранялась, была бдительна, следил за ее питанием, здоровьем... Она почти всегда слушалась меня; ее тревожил только один вопрос — сможет ли ее будущий муж так же «трогать ей холку», как я? При мысли о том, что у меня не будет вечеров с Линой и кто-то чужой будет ей «трогать холку», мне было горько, — но я крепился и гнал эти мысли из головы, ибо понимал, что не имею на них ни малейшего права.Однажды все изменилось. Я хорошо помню этот день; Лине тогда было 19 лет. Она пришла тогда в страшном расстройстве, и дома с ней началась истерика: ее возлюбленный бросил ее.Бедная Лина дрожала, выла, каталась по кровати и билась головой об стенку. Мамы дома не было. Я все время сидел с сестрой — поил ее успокоительным, держал за руку, что-то говорил ей... Вначале я пытался успокоить ее словами, но потом от страстной жалости к ней не выдержал — и начал осыпать ее поцелуями. Обняв ее, я целовал милые ушки, волосы, лицо, красное и мокрое от слез, и шептал вне себя: «сестренка, любимая, радость моя... ну успокойся, ну ладно... все хорошо...»Лина вначале не реагировала, оставалась «в себе» и выла от плача. Но потом мой порыв постепенно передался ей, и она стала отвечать на ласки: стала хватать мои руки, судорожно и благодарно сжимать их, отвечать на поцелуи... Она целовала меня все более бурно — так же, как и я ее; нас обоих охватил вдруг безудерный порыв любви и нежности, и мы ласкались все более неистово, погружаясь в какой-то нервный радужный поток...Лина — девушка очень возбудимая; она может быть неистово страстной, может впасть в настоящий экстаз... именно так и произошло тогда: истерика отчаянья переросла в экстаз нежности, передалась мне — и мы лизались и терзали друг друга ласками, как никогда.Я первый начал раздевать Лину... раньше это было естественно для нас — мы привыкли открывать свою наготу для нежностей и ласк, — но в тот момент я сразу почувствовал, что нас несет в какую-то другую сторону. Мы срывали друг с друга одежду, оголяя тела для поцелуев... может быть, именно это нас и «завело», а может быть — то, что я впервые целовал Лину в губы страстно, требовательно, с нажимом, и она отвечала мне, проникнув мне в рот... Я до сих пор вспоминаю этот наш первый поцелуй с содроганием: такую невообразимо сладкую дрожь он влил в меня. Очень скоро мы целовались по-настоящему — ели друг друга губами, всасывались, сплетались языками... Потом я стал целовать Лине грудь — тоже по-настоящему, подсасывая сосочки, подминая их языком, — а она хрипела и выгибалась, царапая мне спину ногтями.Нас несла ослепительная волна — и мы не могли остановиться! Когда мы остались совсем голыми — я обцеловал все тело Лины сверху донизу, потом — повалил на спину, залез на нее, обнял, прижал к себе... Я навис над Линой, целовал милое личико, плечи, груди, сосочки... и упирался в нее каменным членом, требовавшим разрядки. Очень скоро я почувствовал, как вхожу в нее.Это произошло почти незаметно — просто в какой-то момент я понял, что погружаюсь в Лину, как в нежное, горячее масло, все глубже и глубже... и, войдя до упора — стал неистово трахать ее, исходя в какой-то чудовищной эротической истерике.Лина удивленно смотрела на меня — глаза ее расширились, остекленели, — стала хватать ртом воздух, хрипеть... и вдруг закричала так, будто ее резали на части. Тут я почувствовал, как меня неумолимо несет к Страшному и Сладкому... мы кричали, раздирая связки, царапали друг друга ногтями — и
