меня: « Вытереть тут у тебя?». Слова застряли в горле, но я только промычала что-то вроде «Угу!». Этот извращенец взялся за дело с большим энтузиазмом. Правда он это делал не так как ты, без всяких примочек, — просто лизал и всё. Но мне и этого было достаточно. Нет, я не кончала, как ты, наверное, подумал. Было очень приятно, но в этом я боялась сознаться ... даже самой себе. Так у нас ним и повелось с того дня, что после моего освобождения мочевого пузыря его язык тщательно вылизывал мне всю промежность.Осень уже стряхнула почти все листья с кустов в сквере, на улице стало ощутимо холодней, и не редким явлением становились тоскливые мелкие дожди, словно природа плакала по уходящим теплым денькам. В нашем укромном месте было уже не безопасно заниматься тем, чем мы занимались: стена зарослей становилась все прозрачней, и была вероятность того, что случайный прохожий может нас заметить. Но наши странные встречи продолжались. И вот шли мы как-то из школы с Галькой Филиппович, а та и говорит, мол, мороженного давно не ела, и вкус-то его забыла. И нашла на меня благодетель, я ей и сказала: «Подожди меня здесь, у входа в сквер, я минут через десять приду, и мороженым полакомимся». Галька осталась у кованой калитки, а я пошла по дорожке на встречу с дядькой, который как обычно уже поджидал меня в глубине сквера. Воровато оглядываясь, мы проскользнули с ним на наше место, я привычно одела протянутые им очки, встала на кирпичные подставки, а дядька лег внизу, разглядывая складки моих половых органов. Он почти каждый день их видел, и каждый раз смотрел с таким интересом, словно это было впервые! Я облегчилась, и его язык заскользил промеж моих ног. Опять мне было очень приятно, и я с грустью подумала, что скоро станет совсем холодно, листьев на кустах не будет, и наши запретные встречи придется прекратить. Взяв у дядьки денежку «на шоколадку», я побежала к Гальке. «Пошли, — говорю, — угощу тебя мороженым, раз ты так хочешь!» А дотошная Галька принялась выпытывать у меня, как мне так быстро удалось раздобыть деньги. Ничего об этом рассказывать я ей не собиралась, но Галька была такой занудой! Мне надоели ее расспросы, и я, взяв с нее честное пречестное слово, поведала ей вкратце, как я добываю деньги. От моего рассказа у нее отвисла челюсть, а растаявшее эскимо капало на ветровку. Кажется, она так больше ни слова и не сказала до тех пор, пока мы с ней не расстались. И в школе на следующий день она была, как чумная, даже не подошла ко мне ни разу. А, выйдя из школы после учебы, я увидала стоявшие в отдаление две милицейские машины. У меня тревожно забилось сердце, душу лизнуло нехорошее предчувствие. А когда из милицейской машины вышел мой отец, и направился мне навстречу, я все поняла. Он подошел ко мне вместе с двумя милиционерами, и только спросил: «Доча, это правда?». Я взглянула на плетущуюся за мной Гальку, но та стыдливо отвела глаза в сторону. Да, мой вчерашний рассказ так ее впечатлил, что она не удержалась и рассказала об этом своей матери. Та схватилась за голову — ужас-то какой! И на следующее утро нашла телефон моих родителей и сообщила им страшную новость, при этом клялась в достоверности информации. Отец мой, не долго думая, сразу отпросился с работы и побежал в ближайшее отделение. «Почему ты молчала об этом, Леночка?» — спросил меня отец в милицейском УАЗе. «Боялась!» — ответила я. Отец негодовал.Машин милицейских оказалось четыре, просто две были без синих полос и мигалок, и милиционеры в них были в штатском. Со мной в сквер пошли двое в гражданской одежде. Я все надеялась, что перепутала график, и может, дядька сегодня не должен был придти, но нет, ошибки быть не должно. Потом я подумала, а вдруг его испугает дождь, который лил сегодня с самого утра? Тоже нет — дойдя до нашего места встречи, я увидела дядьку, который стоял под дождем мокрый, как верный пес, поджидающий свою хозяйку. Увидев
