— сбивчиво добавила она.
— В самом деле?
— Да
— Что ж, наверное, каждому свое. Знаешь, вот ... сейчас мы одни, лежим тут голышом, и мне тоже все нравится, я чувствую себя естественно, мне комфортно. Но, когда я представляю, что буду в твоем вчерашнем костюмчике принимать гостей, я пугаюсь. Наверное, я бы со стыда умерла.
— От стыда еще никто не умирал, как говорит Элеонора, — казалось, Луизе стало не хватать воздуха.
— Значит, тебе тоже стыдно ходить так, но все же ты ходишь?
— Да, — наконец выдавила она из себя.
— Но почему?
— Потому что так хочет Элеонора, — робким голосом ягненка ответила женщина. — Да и, наверное, я тоже. Мне нравится, когда, стыдно. — после затянувшегося молчания добавила Луиза.
— Ах вот оно что, — притворно изумилась я.
Ситуация катилось по неизвестному мне руслу, но я чувствовала необъяснимое волнение. Вероятно, впервые в жизни я ощущала себя хозяйкой положения в диалоге со взрослой женщиной. Это интриговало до безумия. Я решила идти до конца.
— А что ты чувствуешь, когда тебе стыдно?
Наступила продолжительная пауза, во время которой Луиза долго смотрела на меня, пытаясь понять, что происходит.
— Я не знаю, мне это нравится почему-то. Я чувствую себя приниженной, и это заводит, — тихим дрожащим голосом доверилась она мне.
— Как сейчас, например? — и откуда мне наглости хватило говорить с ней таким тоном?
Мои слова обожгли ее, как будто кнутом. С ее губ сорвался тихий стон. Во мне просыпалось что-то неуемное.
— Кажется, я задала тебе вопрос? — стараясь подражать строгому голосу Элеоноры, давила я на нее.
Бедная Луиза, на нее было жалко смотреть. Она спрятала лицо за своими роскошными кудрями, стараясь делать вид, что ничего не происходит. Но тело ее все напряглось и дрожало, как натянутая струна. Соски набухли и затвердели, ноги, раньше лежавшие совершенно свободно, теперь сжались в попытке прикрыть наготу. Но ей нравилось, то, что с ней происходило, или она просто не могла ничего изменить.
Ее беззащитность да и вся эта ситуация завели меня не на шутку. Я уже не могла контролировать ни свои действия, ни те чертовы слова, что вырывались у меня.
— Раздвинь ноги, я хочу посмотреть, насколько ты уже мокрая, сучка!
— Но, Мари, пожалуйста, зачем вы так со мной?
Она впервые обратилась ко мне на «вы» — это было неописуемо здорово, я почувствовала себя королевой. Чтобы взрослая женщина обращалась к юной девушке на «вы» не из банальной вежливости, кто этим может похвастать? Я стала сама раздвигать ее ноги, но, видимо, они находились в настолько прекрасной форме, что у меня ничего не вышло. Луиза была сильнее.
— Не строй из себя недотрогу! Я все вчера ночью видела! Видела, как с тобой надо обращаться, и что тебе нравится это!
— Боже, нет! — выкрикнула она по-итальянски (но это словосочетание я поняла и без перевода) да с такой болью в голосе, как будто мои слова в самом деле были ударом бича, только это бич гулял не по телу, он стегал саму душу.
Луиза закрыла лицо руками, и зарыдала, горько-горько. Я бы непременно кинулась ее утешать, кляня себя последними словами за свое непростительное поведение, если бы как раз в этот момент ее ноги не раздвинулись, признавая свое поражение. Луиза сама их раздвинула, открывая моему взору всю себя. Ее промежность была такой же идеальной, как и все ее тело. Гладкая, без единого волоска, с нежнейшей шелковой кожей. Правда, сейчас она вся сочилась ее влагой. Клитор и половые губы набухли, щелочка сама приоткрылась в немом призыве.
Я никогда до этого не ласкала женщину, да и вообще не видела других женщин так близко, так интимно. Меня потянуло к Луизе. Я захотела ее иметь, именно в самом грязном смысле этого слова. Я грубо вошла в нее сразу тремя пальцами, начав
