пятьдесят, мы заимеем в пятницу более 1000 вагонеток... Это недостаточно для денежной премии... Как эта Ленц подмахивает! Не, Фитти... Не думай об этом. Ты же хочешь отделаться только одним номером... Завтра игра... И было бы прекрасно обойтись одним, но долгим... Прекрасно... столько времени... Пусть ей подольше запомнится это драинье на чердаке... О, господи, ну и еблива же она... Не сбиться бы с ритма... Вчера свидетель Иеговы был один на стройплощадке. Мусор до сих пор не убран... Так что должен был приводить в порядок без напарника... Хайнер был пьян в стельку. Поэтому сейчас подо мной и находится его краля... Кричит... С ней это происходит небось уже во второй раз. Удар, ещё-ё удар... теперь побыстрее.
— Ты не любишь меня... О, о чём ты-ы думаешь... ? Поцелуй меня... И не смотри все время куда-то мимо... Ты сладкий.
А Фриц уверившись, что его оргазм, так долго не на-ступавший, вот-вот даст о себе знать, наконец отбрасывает все посторонние мысли... Инстинкт руководит им. Его язык устремляется к ней в рот, и Гизела пробует на вкус собственную слизь. Теперь Фриц вгоняет в неё сильнее и быстрее: Вперёд — назад, вперёд и назад, вперёд и — снова назад. Несмотря на её влагу, он чувствует, как мышечное кольцо во влагалище судорожно сжимается вокруг пениса, так — будто Гизела ни за что больше не хочет выпускать его из себя.
— Прысни, пры-ы-ысни в меня!
Боль отражается в её взгляде. Широко раскрытые глаза вплотную перед его дикими светлыми глазами.
И оба они стонут — шипят — чавкают — бухают.
— М-м-м — м-м-м — м-м-м, — изливается, напрягшись всеми мышцами, атлет.
Пальцы вцепились в дивную попу Гизелы и — ещё бо-лее увеличивают её опьянение.
Это зрелище для дедули оказывается чрезмерным.
Дедушка Вагнер, несмотря на все хитрости своего постояльца, словно шпион не выпускавший его из своего поля зрения и тихими шагами проследовавший за ним к чердаку, прикладывает ухо к дверной филёнке и застывает на лестнице, весь в ознобе, с полыхающим лицом. А потом, спускаясь в квартиру, думает о Паулине. Свою жену он находит на кухне. Она стоит у раковины и чистит вымытую под струей воды картошку. Эрнст подкрадывается к ней сзади и щиплет её за задницу.
— Ах, Паулинхен, знаю, ты ничего против не имеешь. Мне-е также не помешало бы разок.
— Ты всегда так квакаешь, когда хочешь опрокинуть рюмку, — поучает жена. — О, господи, ну и видок у тебя, будто ты уже принял одну. Эрнст, где ты был?. Шнапсик у тебя в чести; да вот только моему Оллеру надо похоже так много, что его выворачивает наизнанку. И не известно, умрёт ли он или останется живым.
— Ничего я не пил... Думал... почему бы нам разок не сделать... Уже давно это... Почему бы это не заладить се-годня? Мы ведь оба всегда были не прочь... И никогда не нуждались ни в каких просветительских иллюстрациях. Не так ли, Паулихен... ?
Паулина резко поворачивает голову и недоверчиво глядит на разрумянившееся лицо спутника жизни, который отважился прижать свой живот к её седалищу.
— Эрнст! — это звучало словно крик. — Неужто это правда?
Она отступает от старого Эрнста, берёт его морщинистое в руки и смотрит на него как на существо с другой планеты.
Он улыбается — слегка стыдливо и поигрывая в кар-манный бильярд.
Тут старуха, взглянув сверху на его ширинку, неприятно смеётся.
— О, господи, о, господи... Эрнст, тебе уже с этим не справиться, нет...
— Он уже наполовину стоит, — горячится старый мужчина, вдохновлённый «может быть» Фитти.
— Может быть, но таким ты его внутрь не вставишь. Вспомни о твоих последних попытках.
— Сейчас я сделаю его совсем твёрдым, причём до-вольно легко. Давай-ка — раздевайся до гола... Мне надо взглянуть на твою старенькую мышку, и тогда я стану ещё твёрже...
— Хватит, Ольше!
Внезапно её
