к нему спиной Виктора. И вдруг его внимание привлёк странный звук. Он сперва даже не понял, что это такое. А потом сообразил: это Витька тихонько всхлипывает! Он плачет!
— Витенька! Ты чего? — он нежно развернул брата к себе. — Витенька! Ну, что с тобой? Не плачь! — слёзы брата приводили его в отчаянье. — Пожалуйста, не плачь! Ну, кто тебя обидел? Ой, да ведь это, наверное, я сам! Чёрт! Обещаю, я сам себе морду набью, ухитрюсь как-нибудь! Витенька, родной, ну, убей меня, только не плачь! — Слава стал покрывать витькино лицо поцелуями. Щёки, глаза, брови, снова и снова. Ему и впрямь хотелось умереть, лишь бы брату никогда не было больно!
Виктор сквозь слёзы улыбнулся:
— Славка... Так значит, всё не так? Я-то решил, что ты меня до такой степени презираешь, что решил просто использовать в качестве резиновой куклы...
— Во дурак! — шепнул ему Славик, продолжая целовать мокрое от слёз лицо брата. — Я же люблю, люблю тебя!
Он сказал это неожиданно для себя самого. Но едва произнёся эти простые слова вслух, в ту же секунду понял — это сущая правда.
***
До конца новогодних выходных оставалось шесть дней. Целых шесть дней, когда они могли быть вдвоём, не разлучаясь ни на минуту. Вот только время стало играть со Славкой в какие-то странные игры. Иногда минуты растягивались в века. Так бывало, например, когда парень просыпался ранним утром и ждал, когда проснётся Витька. Он ждал, ждал... Ему просто нужно было узнать, улыбнётся ли брат, когда откроет глаза и увидит его. И что он захочет на завтрак. И можно ли будет ещё до завтрака его немного... ну, это самое.
А порой время просто останавливалось, его вовсе не существовало. Не было никакого времени, когда Славка устраивался в кресле перед бухтящим праздничными голосами телевизором, сажал Витю к себе на колени, и они принимались целоваться. Нежно, ласково, тепло. Они не слышали телевизора, не реагировали на звонящий телефон. Весь мир вокруг исчезал, и время исчезало вместе с ним. Но, в конечном итоге, Славка пришёл к выводу, что время просто мчится, словно арабский скакун — парень не успел оглянуться, как эти самые счастливые в его жизни шесть дней подошли к концу.
Виктор тоже огорчился, хотя и не так сильно, как Славка. Он просто немного подустал за эти дни. Ведь он уже не подросток и не может трахаться, как кролик, днями и ночами. А его двоюродный брат лез на него раз по пятнадцать за день.
— Славка, да отдохни ты хоть немного, ... — с улыбкой просил он, когда парень в очередной раз зажимал его в каком-нибудь углу квартиры. — Ты вообще о чём-нибудь другом думать можешь?
— Нет, — честно ответил Чекменёв, утыкаясь губами в шею брата.
— Наверное, так и есть, — усмехнулся Виктор. — В твоём возрасте у меня тоже, помню, стояк был перманентный.
— Какой? — вопросительно глянул на него Слава.
Витька с улыбкой потрепал его по белокурой макушке:
— Эх, неуч ты мой любимый, — ласково шепнул он, целуя чуть приоткрытые губы парня.
А Славке хотелось только одного: чтобы эти дни длились вечно. Он любил брата где придётся: в спальне, в гостиной, на кухне, в прихожей или ванной — где у него встанет, там он на Витьку и накидывается. Парень сам не понимал, что с ним происходит. Когда он успел так сильно влюбиться? И ещё его удивляло то, что Виктор, хоть и был на пятнадцать лет старше, производил впечатление человека, в сексе совсем неопытного. Минет он делал, правда, улётно! Но во всем остальном зажимался, комплексовал, и Славке приходилось его в буквальном смысле развращать, словно это он был старшим. Витька, например, стеснялся своей наготы и поначалу раздевался только в темноте. Хотя чего там стесняться — непонятно, фигура у него была, словно у юноши. Славке приходилось силовыми методами бороться с его комплексами.
Однажды он уселся на кресле в гостиной и
