курсант.
— Да! Наташка, то есть Наталья Павловна правильно сказала.... Я прошу руки...
— Ладно. Бери эту шаловливую руку. Но ты твердо решил?
— Тверже не бывает, — ответила Наташка и бросилась обнимать и целовать отца.
— Правда, — замялся Валентин, — мне еще два года учиться и диплом...
— Вот и учись. Добро! Это хорошо, что за курсанта идешь. Он — альтруист. Он будет слугой Отечеству, а тебе добрым мужем. По глазам вижу, что за хорошего человека идешь, а это дороже всего на свете. Но в службе на мою протекцию не рассчитывай. Я сам пробивал себе дорогу. Ты понял меня, курсант?!
— Так точно!...
— Ну, и ладушки. А теперь, не плохо бы и отметить этот факт. Люд? У нас есть там что-то в баре нашего серванта, а? — обратился он к миловидной брюнетке, стоящей позади него в модном кимоно.
— У нас всегда там что-то есть, — улыбнулась та и стала накрывать на стол...
... Первое, с чего он начал, прибыв в училище, перестал отвечать на многочисленные Люськины звонки по мобильнику и письма. Та стала бомбить его телеграммами. Он и их проигнорировал. Тогда ему пришел вызов на междугородний разговор по телефону.
«Пойти или забить болт?» — тягостно размышлял Валентин. Решив, что его неявка может быть истолкована как трусость, он пошел на переговорный пункт. Сначала из трубки посыпались упреки о его молчании, затем призывы и клятвы в вечной любви, а затем раздался знакомый басок Копальского:
— Мне что-то не совсем понятно ваше поведение, товарищ курсант. Из-за вас дочь потеряла отличного мужа, а вы — в кусты?
— Как хотите понимайте, товарищ полковник, но подбирать чужие объедки я не собираюсь! — твердо ответил Валентин и повесил трубку. На следующий день опять пришел вызов на переговоры, но Валентин только махнул рукой.
... Дни бежали один за другим, и однажды...
— Валентин! На КПП к тебе пришли, — хлопнул по плечу друга соклассник Жора.
— Кто?
— Важные птицы. Две дамы и полковник. Одна из них очень даже ничего...
— Это та, у которой улыбка до ушей?
— Угадал. Как только меня увидела, тут же расплылась в обаятельной улыбке и незаметно для тех мне подмигнула. Клевая девочка. Вся из себя такая и одетая во! — поднял он большой палец.
— Так можешь сходить и передать, что для них я умер. А эту, молодую, дарю, бери, если хочешь...
— Да ты что?!
— Так и передай. Иди. Топай!
Потом Жора говорил, что молодая разревелась, а полковник, подхватив дам под руки, зло бросил:
— Я это так не оставлю! Он еще пожалеет об этом! Он у меня попляшет!...
Прошло время и, похоже, что над головой Валентина стали сгущаться тучи. И гром грянул...
Как-то ночью его разбудил дневальный по роте.
— Зуев. Тебя просят пройти в кабинет номер 217.
— Кто?
— Не знаю. Но, похоже, что «Лохматое ухо».
«Лохматым ухом» в то время называли на флоте тех, кто, как они думали, во имя интересов государства и народа подслушивал и подсматривал за тем же народом.
Едва Валентин открыл дверь, как ему в лицо ударил яркий свет.
— Проходите, курсант, — раздался металлический голос человека, сидящего за столом, лица которого он не видел.
Валентин сделал несколько шагов и остановился, обретая зрение. За столом он, наконец, разглядел офицера с погонами капитана третьего ранга.
— Присаживайтесь, товарищ Зуев. Извините за столь поздний час: работа такая... Что вы можете прояснить по этому вопросу? — протянул офицер несколько листков. С первых же строк Валентин понял, что это «телега» на него. Чего в ней только не было! Доносчик старательно перечислял его грехи в разглашении военной и государственной тайны, о чем и извещал этот доброхот соответствующие органы. В конце последнего листа стояла заковыристая подпись полковника Копальского. Валентин сразу сообразил, что это липа, ибо те «факты», о которых так старательно сообщал информатор, за ним не значились. Курсант три года проходил практику на надводных кораблях, а
