неведомо как ставшая золотой куклой, сразила его наповал.
И выкрашенная лысая Валя счастливо зарылась ему под мышку...
***
Однажды, уже следующим летом, Валя — 21-летнее экстравагантное создание, одетое в глянцевую кожу, металл и кружева (трогательно белеющие из-под черной блузы), налысо обритое, сочно и необычно накрашенное, с узорами в тон одежде, нарисованными на макушке, лице и ногах (и с неожиданно светлыми, ласковыми глазами) — заметила, как ее муж засмотрелся на девушку с длинными локонами.
Когда Сережа в очередной раз пригласил Валю на бритье, она вдруг отказалась. Стеснялась, краснела, — и ни в какую. Изумленный муж не стал настаивать, а Валя не выходила из дому две недели, после чего всех удивила свежей шевелюрой, отросшей на полпальца.
Волосы, к которым Валя наново привыкала, оказались почему-то намного светлее прежних — они были русые, с золотистым отливом, почти рыжие, и росли тоненьким пушком. Валина головка превратилась в пушистый одуванчик.
Валя не стриглась, и за пару месяцев одуванчик разросся в умопомрачительные золотистые кудряшки, о которых Валя втайне мечтала с самого детства. На курсе, когда увидели новое Валино обличье — не поверили, что это свои, родные, пытались сдернуть парик, — отчего Валя едва не лишилась своего нового сокровища, проплакав все пары от боли и обиды, а девки решили, что парик намертво приклеен к лысине.
Муж не уставал вертеться вокруг Вали, не мог наглядеться, наухаживаться за ней, носил ее на руках — и каждые 10 минут норовил затащить ее в постель. Валя купалась и парила в этом обожании, от частого секса розовела и наливалась еще больше, и на нее заглядывались прохожие. Ей пришлось снова сменить имидж: старый, «лысый» гардероб большей частью почил в шкафу, хранясь на память, — а Валя подобрала себе полный комплект «небесного создания»: струящиеся ткани, светлые, пастельные тона, украшения из тонких плетений... Привычку рисовать на лице она так и не оставила — уж очень нравилась себе разрисованной, — но, конечно, рисунки стали другими: без экстравагантных узоров-иероглифов — только цветочки, бабочки, радуги, — и не такими большими: маленькие акцентики на щечке, на лбу, на плече...
Кудри ее отросли ниже лопаток, и Валя иногда, когда никто не видел, втайне плакала от счастья, глядя в зеркало. Конечно, Валя ничем не красила свое сокровище, которое становилось все пышней, кудрявей и золотистей.
Серега, получивший единую жену в четырех лицах (шатенку с длинными прямыми прядями; коротко обстриженную брюнетку; лысого, экстравагантного чертенка; золотисто-рыжее, кудрявое, ангелоподобное создание — их не могли сличить по фотографиям даже близкие знакомые) — счастливый Сергей был смертельно влюблен в каждое из Валиных обличий. Валюшка, разгуливая уже с приличным пузиком (плод пылкой Сережкиной влюбленности), понимала, что такие обновления удерживают мужа рядом с ней лучше любых кандалов, — девки совершенно перестали интересовать Сергея (как в чисто эстетическом, так и во всех других смыслах), и все свое время они проводили вместе. Валя уже продумывала следующий свой имидж: конечно, с кудрями она делать ничего не будет, это — святое, — но что-то изменить надо. Валя догадывалась, что новый имидж ее будет связан с беременностью, с материнством, — и рисовала себе в воображении образ Матери, Богини Плодородия — налитой, обильной, прекрасной, как античные нимфы...
Фотографий из «Позитиффа» она так и не получила. А звонить, осведомляться — боялась и стеснялась. Ее рассказ о безумной фотосессии, так изменившей их жизнь, стал семейной легендой — полуправдой, полусном.
Конец.
(другие части этой повести можно найти, кликнув по ссылке «другие рассказы этого автора», и там — перейдя на страницу 2).
Пишите отзывы по адресу: vitek1980@i.ua
