только в другом конце салона — ближе к водителю. Я, набравшись храбрости, приспустил шорты, обнажил свой «агрегат», торчащий уже давно, жена ужаснулась, протестовала какое-то время — секунду или две, но потом... вдруг залезла на меня, быстро и ловко «оделась» на меня влажной вагиной, и я вошел в нее до упора. Жена тут же прикрыла бедра подолом сарафана, и со стороны ничего не было видно.
Очень скоро зашли люди, стали прямо рядом с нами, и мы боялись шевельнуться. На нас смотрели с осуждением, мол — такой бородач усадил на себя малолетку, развращает, — мы давно к такому привыкли, но тогда не могли сдержаться, и ржали истерически, как дурная ребятня, ощущая тепло гениталий, вжатых друг в друга. Бородач не только развратил малолетку, он еще и напоил ее, или даже обкурил — шепнул я жене, и мы снова и снова заходились истерическим смехом.
Нам пришлось ехать до конечной, чтобы выйти позже всех: — ). Никто из нас тогда не кончил, но возбудились мы жутко, особенно когда рядом стоял народ, а наши гениталии были крепко спаяны, и каждый толчок троллейбуса отзывался в них щемящим теплом... Пришли домой, уложили деток, легли сами — и... : — )
Примерно с тех пор жена старалась как можно чаще быть обнаженной — вначале в распахнутом халате, потом — в трусиках, а потом — и совсем без всего. Я последовал за ней, и у нас в семье окончательно установились нудистские традиции: когда тепло, все ходят голышом — и родители, и дети. Тогда у нас дома появилась особая, нежная, доверительная атмосфера между всеми — и мамой с папой, и детьми. Особенно — когда мы все интимничали, забираясь вчетвером голенькими в кровать — папа, мама, шестилетний сын и дочка-четырехлетка. Все это было очень здоровым, настоящим, ничего болезненного в этом не было — все мы так чувствовали. Нагота и доверие, которое она несет, стали для нас нормой.
Потом был другой случай. Летом мы ездили всей семьей на речку, находили там уединенные места и купались голышом. И вот однажды — заехали в одно из наших излюбленных мест, оставили, как обычно, машину неподалеку — к речке подъехать нельзя, там «джунгли», и дальше крутой уклон, — и отправились купаться. На жене не было ничего, кроме легкого сарафана. И, когда мы купались — вдруг налетел порыв ветра, поднял нашу одежду в воздух... Мы, как ошпаренные, выскочили, побежали догонять: — ) Моя одежда вместе с детской зацепилась за кустик, а сарафан красиво, как привидение, взмыл вверх и улетел куда-то в джунгли. Вот это номер: жена осталась совсем без одежды! Мы с детишками, конечно, побежали на розыски, но... только сунулись в кусты — увидели большую жирную гадюку, лениво уползавшую восвояси, и розыски тут же отменились, а дети были водворены в объятия голой и перепуганной мамы.
Одежды у нас у всех практически не было: на мне — одни-единственные плавки без трусов, про детей и говорить нечего: их одежда нипочем бы не налезла на маму, даже на такую крохотную, как наша.
Нечего делать — пришлось маме идти к машине голой. Детвора, как только узнала об этом — тут же изъявила категорическое нежелание одеваться, козявка (младшая наша) даже попыталась поднять рев — и что делать, мама разрешила, взяла их за руки — и голое трио пошло наверх. Я, конечно, оделся — кроме всего прочего, мой «агрегат» уже начинал подниматься от мыслей, что моя любимая «выходит в свет» в таком виде.
Мы пошли. И конечно, по закону подлости — как только вышли на тропинку, сразу встретили двух мужиков, к тому же — общительных, хрен бы их побрал!: — ) Один из них тут же обратился ко мне:
— Оооо! Выгуливаете свое потомство, начальник?
Я что-то уклончиво ответил, что, мол, да, выгуливаю, — и иду дальше. А он:
— Ну, голыми гулять полезно, конечно. А старшенькую надо бы одеть, это я тебе по-доброму советую. Уже совсем в теле, как бы кто не подумал
