чокаются, целуются, выпивают, и, чуть закусив, возобновляют ласки. Поцелуи прерываются только для того, чтобы дать возможность глотнуть воздуха. Руки же его, не ограничиваются теперь только обследованием её груди, а спускаются на талию и бёдра, поднимаются к животу, возвращаются к бюсту. При этом пальцы нащупывают пуговку на блузке и пытаются расстегнуть её.
— Ой, что это вы? — схватывает она его за эти пальцы.
— Во-первых, не «вы», а «ты». А во-вторых, почему нельзя взглянуть на то, что там?
— Не слишком ли много и сразу вы хотите?
— Опять «вы»! Придётся повторить тост на брудершафт!
— Да уж, прости, придётся...
— Итак, мы друзья, не правда ли?
— Да, дружок. Можно я так буду тебя называть?
— Можно, подружка. Но, насколько я знаю, друзья ничего друг для друга не жалеют... А тут, выходит, жалко позволить расстегнуть блузку...
— Погоди! Речь, вроде бы, шла только об одной пуговице. А теперь давай тебе все?
— Значит жалко?
— Жалко не жалко, а ты безжалостный!
— Безжалостный — это когда никого не жалко, даже подругу, или ничего не жалко, даже для друга?
— Пожалуйста, не пудри мне мозги!... Дело не в жалости, а... Не знаю, как точнее выразиться...
— А мне вот ничего для тебя не жалко... Чего расстегнуть, с чем расстаться? Скажи только!
При этих словах Леонид выразительно взглянув на ширинку своих брюк, пытается возложить туда её ладонь. Саша испуганно вырывает её, но тут же, рассмеявшись, предлагает:
— Вот пиджак снять можно... Давай, я пойду повешу его.
— Бога ради, расстанусь с ним с удовольствием. И с галстуком тоже... Можно?
— Разрешаю.
— А заодно и верхнюю пуговку рубашки расстегну... В укор некоторым... Нет, две... Даже три... Если позволено будет...
— Будет, будет!
— Как понимать эти слова? Как согласие, или как призыв прекратить?
— Как хочешь, так и понимай... Подожди минутку, пока я пойду повешу пиджак и галстук.
— Жду возвращения и надеюсь на взаимность! — крикнул Леонид ей вслед.
Открыв дверцу платяного шкафа в спальне и увидев единственную свободную вешалку, освобождённую сегодня утром от костюма мужа, Саша замирает: может, не стоит её занимать пиджаком другого мужчины, а повесить его на спинку стула или на вешалке в передней? Но колеблется недолго: чушь какая-то пришла в голову, вешалка, даже супружеская, — ведь не постель. И, кстати, неплохо бы перевесить сюда и его пальто с шапкой из передней... Так, на всякий случай... Хотя, ладно, пусть там висят... Да, интересное направление принимает это свидание... Уже до пуговиц дело дошло... Думала ли ты об этом? Конечно, нет... Ишь как разрумянилась!... И что же будет дальше?... Забавно... Что он там в вдогонку сказал?"Надеюсь на взаимность!» Сейчас прям, жди!... Хотя, хотя... может быть всё-таки чуточку подыграть ему? Интересно, как он прореагирует, увидев, что и у меня расстёгнута верхняя пуговица?... Нет, две... Да чего там, баш на баш, три!... Вот так... ... Комбинашку не видать? Ну и прекрасно!... Вперёд, навстречу новым приключениям!
— Ну, чем ты тут без меня занимаешься? — с некоторым вызовом спрашивает Саша гостя, вернувшись на кухню и усаживаясь рядом с ним.
Изменения в её одежде не проходят мимо его взора. От неожиданности он широко открывает рот и шумно втягивает в себя воздух.
— Что с тобою? — интересуется она, поворачиваясь лицом к нему и с удовольствием внимая его смятению.
— Нет, ничего... — бормочет он.
— Да, кстати, о какой такой взаимности ты говорил?
— Бог ты мой! — наконец-то приходит в себя Леонид. — Вот это подарочек!
— Кто-то только что упрекал меня, что де жалко мне с кое-какой мелочью расстаться...
— Нет, нет! Беру те слова обратно, прошу прощения за них...
— Уж так и быть,
