проснувшись утром, Эйя поняла, что они упустили одну очень важную (для Эйи) деталь — если девушки сбегут почти сразу после того, как прибудут в Перекрёсток Путей, то... когда она успеет пописать? Дренейка с момента пробуждения чувствовала напряжение в мочевом пузыре, усиленное внутренним волнением в связи с предстоящим побегом, успех которого дарует ей свободу, а провал — ... Эйя дрожала каждый раз, когда вспоминала известные ей виды ордынских казней. Она снова и снова прокручивала в голове возможные варианты событий, а между трясущимися ногами девушки булькала пока ещё маленькая, но уже доставлявшая неудобство водяная бомбочка. Эйя, позавтракав принесённой скудной едой, даже не притронулась ... к кружке воды, опасаясь, что холодная жидкость быстро проскочит через её почки и уже через час будет сильно проситься наружу.
Приближался вечер, писать хотелось всё сильнее. Дренейка одновременно страдала от сильных жажды и малой нужды. Так и не решившись выпить воды, она, как назло, чувствовала, как всё чаще моча подкатывает к выходному отверстию, мечтая брызнуть, неважно куда, хоть в штаны хозяйке, и только невероятное самообладание, а ещё две вцепленные в промежность руки, надавливающие пальцами на дырочку, не давали девушке описаться. Примерно раз в полчаса дренейка думала о том, что готова, несмотря на все свои страхи, присесть над миской, но понимала, что если она сейчас пописает, это привлечёт внимание охранников, которые не слышали её облегчения уже много недель. Вряд ли они сообразили, что девушка писает в вольере, скорее решили, что она усаживается в углу камеры и, наклонясь всем телом, пускает струю на каменную стену (хотя Эйя давно ещё отсекла эту мысль, поскольку струя сильно рикошетит от стены на её попу и бёдра).
В какой-то момент, когда отчаявшаяся Эйя, семеня маленькими шажками от стены к стене, думала, что больше не вытерпит, и, несмотря ни на что, прямо сейчас, срочно, присядет, дверь камеры распахнулась. Перед девушкой, как обычно, стоял надсмотрщик, всегда сопровождавший её до Перекрёстка Путей. Эйя по негласной команде превратилась в волчицу, и почувствовала, как растянулись стенки её мочевого пузыря, и девушке сыграла на руку волчья анатомия — полегчавший пузырь теперь лишь слегка вдавливался в крепкий пресс, а не плющился под собственной тяжестью в обычном теле дренейки, пытаясь выдавить мочу из уретры. Как обычно, орк надел на шею волчицы ошейник, перевёл через тюремный двор, дойдя до стойла с воргами, уселся на своего косматого чёрного волка, и все трое помчались к Перекрёстку Путей. И шаманка поняла, что облегчение было лишь временным. От бега её пузырь стал подпрыгивать, ударяясь об твёрдый живот. Ей очень нужно было остановиться, успокоить бешено плещущуюся мочу, но орк, не жалея всё сильнее подгибающую задние лапы волчицу, дергал ошейник, и она послушно бежала, раскрыв пасть и часто-часто дыша. Единственное, что она могла сделать, чтобы помочь себе терпеть — это с силой поджать хвост, помогая маленькой дырочке держаться закрытой.
Перекрёсток Путей был предсказуемо безлюден. Даже учителя профессий, которые обычно засиживались тут допоздна, отбыли в столицу. У вольера прибывших уже ожидала Иэлли. Едва шаманка с надзирателем приблизились, она сообщила, что здесь орк может быть свободен. Всадник насмешливо посмотрел на дренейку сверху вниз: заподозрив неладное, он отказался оставлять двух дренеек наедине, желая лично следить за шаманкой всё назначенное время. Эйя, получив минутную передышку, уселась на землю; она почувствовала, как согретая последними лучами закатывающегося солнца травка передаёт тепло её промежности. Она старалась как можно сильней упереться в землю, заткнуть свою дырочку жёсткой степной травой, не оставив моче ни малейшей щёлочки, откуда можно было бы брызнуть. Её острый волчий нюх уловил букет запахов, исходящих из вольера —
