их так. Поставив ящик где-то между моих ног, он стал ковыряться в моем влагалище вилками и ножами, зажимал большие срамные губы щипчиками для колки орехов, засовывал в анус открывалку, штопор, скалку. Скалку он засунул очень далеко, и мне показалось, что она проткнут внутренности. Это только была прелюдия к главному действию. То, что меня ожидало, могло мне присниться лишь в кошмарах, но я это пережила и сейчас опишу все, что он со мной сделал, как издевался и унижал молодую мазохистку. Он завел меня в пыточную комнату. По всему пространству комнаты были вделаны крючья, на потолке, стенах, в полу. Везде валялись мотки веревок, колючей проволоки, прищепки, мышеловки, тисочки и зажимы.
— Молись, сука, — зловеще сказал хозяин. — Начнем с твоих блядских сисек.
Я стала умолять его пощадить меня, но это только еще больше распалило мужчину. Он вдел мои руки в кожаные наручники с кольцами, просунул в кольца веревки и протянул их к крюкам на потолке. Он подтянул мои руки и зафиксировал их. Он специально сделал так, что я теперь стояла на цыпочках, практически на кончиках ногтей, почти висела на руках. С мерзкой похотливой ухмылкой он взял моток тонкого капронового шнура. Он начал стягивать левую титьку, причем не просто обматывал, а на каждом витке делал узел, крепко стягивая его. На десятом витке я орала от боли, кожа стремительно багровела и натягивалась, грудь наливалась и тяжелела. Я потерял счет виткам, но мою грудную клетку от собственно плоти молочной железы отделял широкий слой веревок, я пришла в ужас. Титька болела, ныла тупой болью, и я уже почти не чувствовала ее. Те же манипуляции он проделал с правой титькой, и теперь перед моими заплаканными глазами торчали два огромных багровых шара, перетянутые у основания — мои красивые груди. Но, оказывается, он еще приготовил испытание. Как вы понимаете, мои соски, довольно большие, выглядели теперь, как два темно-красных пятна.
Хозяин вытащил откуда-то белый тюбик с кремом и смазал соски. Буквально через минуту я почувствовала резкое жжение, и на моих глазах соски стали твердеть, пока не превратились в два цилиндрика, наполненные безумным желанием. В процессе твердения они еще больше натягивали кожу грудей, и чувство похоти смешалось с чувством сильной боли. Удивительное сочетание! Мой мучитель взял тонкую бечевку и перетянул мои соски. Тут я потеряла сознание. Очнулась от боли. Я почувствовала, что уже вишу над полом, и мои подвешенные к потолку ноги широко растянуты в сторону. Как раз сейчас мужчина протыкал очередной сосок кольцом, чтобы навесить на него двухсотграммовую гирьку. Один сосок уже заимел свой груз. Я снова забылась в бреду трудно переносимой боли. В очередной раз моим открывшимся глазам, когда я посмотрела на груди, предстал занавес из бечевок с гирьками, грамм по пятьдесят каждая, который шел вокруг моих многострадальных грудей. Теперь на каждой титьке висело, наверное, по килограмму железа, если считать груз на сосках. В моих глазах стояла мука. После того, как он закончил с веревками и гирями, он взял горсть бельевых прищепок и...
Я очнулась, когда мучитель ушел к моей промежности. Вся поверхность иссиня-бардовых шаров грудей была заполнена прищепками. Как он умудрился защемить на натянутой до невозможности коже по два десятка прищепок, для меня оставалось загадкой. Даже на сосках было по две штуке. Похоже, мой срам ждало то же самое испытание. Только по прикосновениям и по вспышкам боли я понимала, что он делает, копошась в моем влагалище. Он вытягивал плоскогубцами участки больших половых губ и перетягивал их бечевкой. Потом приступил к малым и клитору. Боже, он так стянул мой клитор, что я к величайшему стыду обильно потекла и обсикалась. Потом он устроил в промежности ежик из прищепок, довершив экзекуцию.
Если сказать, что те части тела, что отличают женщину от мужчины, зверски болели, значит
