концов все-таки одела мне трусы. Было ужасно стыдно, что она обращается со мной, как с малышом — даже одеться самому не дала.
— Пошли, — сказала Лена и, дождавшись, когда я одену тапочки, взяла меня за руку и повела в палату.
Было довольно стыдно идти по коридору в одних трусах, но по крайней мере эти были сухими. И коридор в этот раз был почти пустым, если не считать парочки возвращавшихся из столовой девчонок.
— Смотрите, кто вернулся! — засмеялась Света, когда я зашел в палату, — Наш ясельный карапуз.
— Без штанов, в одних трусиках, — захихикала Юля.
— Этим Диминым трусам тоже недолго оставаться сухими, — насмешливо сказала Наташа, — До следующего утра.
— Думаете, он только во сне писается? — усмехнулась Света, — Просто уверена, что мама меняет ему за день несколько пар мокрых штанишек.
— Надо будет Димину маму об этом спросить, когда она придет навестить мальчишку, — со смехом предложила Наташа.
Я протиснулся мимо девчонок к своей кровати еле сдерживаясь, чтобы не зареветь от обиды. Постель, к счастью, была сухой — кто-то из медсестер уже успел ее поменять. Я быстро юркнул под одеяло, отметив, как подозрительно хрустнула простынь. «Постелили под нее клеенку» — с обидой догадался я.
— Лови свои штаны, — крикнула Света, кинув мне трико, — Хорошо, что я их у тебя перед сном забрала, а то тоже были б мокрыми.
— Таким, как он, вместо трико ползунки надо носить! — улыбнулась Юля.
— Прикольно бы в ползунках смотрелся, — засмеялась Наташа.
— Я б вообще запеленала, как грудного, — сказала Света, — Чтобы только голова наружу торчала. Разумеется в детском чепчике. Так тоскую по временам, когда моему племяннику было шесть месяцев. Самый классный детский возраст.
— И не говори, — мечтательно улыбнулась Анжелла, — Так хочется маленькую лялечку. Чтобы сосала пустышку, пила из бутылочки с соской, радовалась колечкам и погремушкам...
— И мне так хочется с маленьким ребенком повозиться, — сказала Настя, — Малышам даже мокрые пеленки менять прикольно.
— Особенно мальчикам, — заметила Юля, — У них столько интересных приборчиков между ножек.
— Везет тебе, Светка, — завистливо вздохнула Наташа, — А вот у меня никого нет: ни племянников-малышей, ни братиков с сестричками.
Я лежал на спине и, уставившись в потолок, вполуха слушая болтовню девчонок о малышах. Все происходящее со мной в больнице казалось кошмарным сном, который надо было просто побыстрее забыть. Я был уверен, что подобного конфуза со мной больше не повторится. Единственным напоминанием об ужасном происшествии был хруст клеенки под простынью.
Через пару часов девчонки в палате тоже забыли о моем конфузе. Каждая была занята ... своим делом. Наташа с Юлей и Алёной грали в карты, Ксюша что-то рисовала в толстой тетрадке, Настя читала журнал, Анжелла — книжку, а самая крутая — Света — слушала импортный кассетный плеер.
Единственными, кто помнил о моем позоре, были медсестры. Детские медсестры таких вещей никогда не забывают.
— Сходил в туалет? — бесцеремонно спросила у меня Лена, появившись у нас в палате в девять вечера, чтобы загнать всех в кровати.
Я молча кивнул, чувствуя, что краснею — особенно когда заметил в руках у Лены эмалированный детский горшок.
— Это Вы Диме горшок принесли? — ехидно поинтересовалась у медсестры Света.
— А кому? — усмехнулась Лена, — Или у вас в палате кто-то еще во сне писается?
Девчонки тихонько захихикали.
— Значит так, — строго сказала мне Лена, — Чтобы ночью еще раз сходил по маленькому! Теперь, когда у тебя есть горшок, тебе даже в туалет бегать необязательно.
— Я думала мой маленький племянник поздно с горшком
