Макса — охладить, остудить его не в струю взыгравший пыл. Но на Максима этот аргумент должного воздействия не оказывает, — глядя Андрею в глаза, Макс, ни на секунду не задумываясь, тут же отмахивается от слов Андрея как от пустых, ничего не значащих, и делает он это с лёгкостью — говорит с напором, одновременно приводя аргумент свой:
— Хуля, бля, зона? Мы аккуратно...
— Аккуратно, бля... как же! В прошлом году, когда шел осенний призыв, трое сержантов за это самое — получили срок? Получили. Вместо дома — на «дизель». А тоже, бля, думали, что аккуратно...
— Хуля ты равняешь? То, бля, козлы были... уроды! Упились — и долбили пацана полночи, очко ему измочалили — разорвали-раскурочили... я ж не об этом — не о таком — тебе говорю! Можно ведь... по-другому можно, по-хорошему! Без всякого, бля, насилия — без всякого принуждения... можно? Можно! Ты, по-моему, когда в бане сегодня этим бойцом любовался, именно об этом думал... а? — глядя Андрею в глаза, Максим снова приглушенно — едва слышно — смеётся. — Только честно, Андрюха... честно признайся: ты в бане сегодня — думал об этом?
— О чём — «об этом»? Ну-ка, ну-ка... уточни, пожалуйста!
— А хуля, бля, уточнять? И так всё ясно: думал ты, на голого птенчика в бане глядя, как бы вставить ему — засадить в попец по самые помидоры... что — не так разве? Я же видел, Андрюха... видел, как ты в бане щупал его взглядом, примериваясь...
Максим, упруго выдыхая слова, испытующе смотрит Андрею в глаза, и Андрей, глядя в глаза Максу, снова ловит себя на мысли, что говорить ему обо всём этом совсем не хочется... то есть, совершенно не хочется — говорить об этом применительно к Игорю; говорить с Максом об Игоре — не хочется; сами слова, произносимые Максом по отношению к Игорю — «вставить», «в попец», «по самые помидоры» — его, Андрея, коробят... через силу улыбаясь — стараясь, чтоб улыбка выглядела как можно ироничнее — Андрей с легкой пренебрежительностью, как старший младшего, хлопает Максима по плечу:
— Долбоёб ты, Макс! Понял? Лапал-щупал я взглядом в бане голого пацана... я что, по-твоему, голубой? В бане, да будет тебе это известно, я смотрел на всех одинаково, и — ни о чём таком я не думал и не помышлял... в отличие от тебя, извращенца хуева!
— Да ладно тебе! Отрицаешь, словно есть в этом что-то ненормальное... не думал он, как же! — отзывается Максим, никак не реагируя на последние два слова, сказанные Андреем в его адрес. — Говорю тебе, что не думал... — с напором повторяет Андрей; он хочет добавить что-то еще, но Макс не слушает его — Макс, Андрея перебивая, говорит с не меньшим напором, и кажется, что от каждого слова, выдыхаемого Максом, пышет жаром:
— А не думал, так надо... надо подумать! Хуля ты смотришь? Такой, бля, мальчик, и ты у него — командир... ты — его хозяин... хуля нам ещё надо? Всё же, Андрюха, в наших руках! Раскрутим его, раскатаем в каптёрке, и — по разику... в попец — по разику... или по два — от него не убудет, а нам, бля... нам это будет — в кайф! А может, и ему самому это в кайф окажется — вообще будет кайф! Всеобщий, бля, кайф... а?
Андрей, глядя на Максима, молчит, не зная, как — какими словами — Макса обломать... а обломать его, Макса, надо обязательно — не в струю всё это! И потом... они, когда шли сержантами в «карантин», ни разу ни о чём подобном не говорили — ни разу не обсуждали возможности своего предстоящего сержантства в том плане, что, пользуясь своим положением, можно будет кого-то «раскрутить», «раскатать»... они даже вскользь ... ни разу эту тему не затрагивали — ни намёком, ни в шутку... и вот — на тебе!
— Ну? Чего ты молчишь? Сегодня, бля, можно... все уснут — мы разбудим его, и...
Все уснут... Андрей, всё так же молча глядя на Макса — ничего не говоря в ответ, мгновенно
