ответа.
— Всё это, — в третий раз за вечер в надеже, что ... Дин сам осознает.
— Наша жизнь?
Не совсем точно. Не вся жизнь, а лишь её небольшая, но значимая часть.
— Почти. Вот именно это, — Сэм обводит взглядом салон «Импалы», которая была постоянным, но молчаливым свидетелем всего.
— Ах, это, — бормочет Дин, поворачивая ключ, заводя мотор, который начинает уютно урчать. — Так в чём проблема?
Нарочито небрежно, грубовато, как и всегда. Сэм привык. Их разговор — он просто не может быть серьёзным. Дин отпускает едкие комментарии, от него редко можно добиться настоящего внимания к словам. Но когда такие моменты наступают, Сэм благодарит небо.
— Во всём этом.
Сегодня эта фраза стала коронной.
— Я больше так не хочу. Не хочу, чтобы всё это продолжалось.
Не хочется доводить дело до ссоры, но если не будет другого пути...
— И я больше не согласен на это — если хочешь секса, так обеспечь мне, пожалуйста, предисловие рассказа и послесловие письма.
Метафоры.
Дин не любит слишком умных слов. Они — верный способ его разозлить.
— Я хочу, чтобы это было наполнено чувством, а не только обычным животным желанием. Так не бывает, Дин.
Но сегодня это его не раздражает.
Сэм удивлён — Дин молчит. Не спорит. Не кричит на брата.
— Дай мне немного ласки. Мне не прожить без этого. Я твой брат, а не шлюха, которая стоит на дороге. Кстати, если уж так, ты мне даже не платишь!
Дин усмехается. Пока это единственная его реакция на слова Сэма.
— А если отказываешься, то всё закончилось, — Сэм чувствует, что ещё мгновение, и он начнёт повышать голос. — Найдёшь себе цыпочку в баре — и вперёд. Обо мне забудь.
Дин смеётся, и это страшно злит. Но смех, вроде бы, не издевательский. Просто смех,
которого Сэм уже давно не слышал.
— Ты говоришь, как капризная девчонка, — всё ещё улыбаясь, говорит Дин. А затем добавляет: — Честно говоря, Сэмми, я давно ждал от тебя этих слов. Я всё гадал, сколько ты выдержишь это с твоей тонкой душой интеллектуала? Я всё думал, когда ты выскажешь мне всё в лицо, и я не ошибся в тебе, Сэм. Ты и вправду именно тот человек, который мне действительно нужен. Наверное, однажды ты меня действительно спасёшь, потому что я, медленно, но верно погружаюсь в чёрную пропасть.
Сэм замолкает, поражённый его словами. Внезапно возникает непреодолимое желание заехать кое-кому по наглой физиономии...
Но он замокает, чувствуя, как внутри что-то ломается, тает, разливается тёплым, даже горячим потоком. Наверное, радость. Может, даже счастье. Совсем осмелев, он тянется к Дину за поцелуем, но тот со смехом отталкивает его:
— Погоди, буйный братишка, я сейчас врежусь в какую-нибудь дорогую тачку, и ничего из-за этого не выйдет, потому что меня схватят и отвезут в участок, а потом заставят платить штраф.
Сэм смущённо откидывается на спинку сиденья, чувствуя, как щёки заливает краска.
— Не расстраивайся, Сэмми, — указывает старший Винчестер на вывеску мотеля. — Даже есть свободные места.
А потом — ничего кроме безграничной нежности, от которой внезапно становится ещё больнее, словно перерождаешься заново, а сквозь кожу на спине прорастают крылья. И снова хочется смеяться, только теперь от счастья.
И когда Дин целует каждый миллиметр разгорячённой кожи, Сэм, вдыхая весь этот запах его самой настоящей брутальности, наконец, может кричать от сладкой боли, не рискуя получить от брата. И может чувствовать его обнажённую кожу, которая, оказывается, такая бархатистая без всех этих ненужных покровов, которые кучей денима, хлопка, фланели лежат сейчас на пыльном полу комнаты. И можно чувствовать его губы собственными губами, не боясь неожиданной грубости, и горячее влажное нутро его рта, и то, как твой язык переплетается с его языком... И чувствовать
