Иисуса Христа. Если бы я был среди евреев во время Моисея, меня бы закидали камнями. Петр в послании к римлянам заклеймил гомосексуализм как неестественное и отвратительное, как противное ... Богу. Петр бы сделал меня изгоем. И только Иисус не оттолкнул бы меня. Я уверен: он бы присел рядом и сказал бы что-то дружественное и приветливое. Может быть, он бы рассказал анекдот, и мы бы весело посмеялись над суеверием людей. Зачем Бог сделал так, что меня влечёт мужское тело, а не женское, а потом осудил это через своих пророков?
Иногда я чувствую потребность здесь быть. У иконы постоянно думаю о себе и своей вере, я думаю про смысл своего существования. Есть только два места, где я по-настоящему думаю, где никто мне не мешает, и я полностью предоставлен миру. Это здесь и в филармонии. Здесь я укрываюсь от постоянного страха быть разоблаченным и потерять свой статус. Но ещё больше я боюсь за своих родителей: если они узнают, то... Общество загнало меня в ловушку, как дикого зверя. Оно сделало так, что я вынужден противопоставить себя. Я вынужден выступить против общества, чтобы остаться собой. Но что если я не хочу этой борьбы и противостояния? Мысль о мире так глупа и желанна. Ну ладно, я силён и талантлив, а каково другим. Многие сломались. Почему никто не говорит о тирании веков. Сколько несчастных людей, вынужденных создавать гетеросексуальные семьи. Сколько слёз пролили женщины, узнав, что у их мужей нет любовниц, но есть любовники. Сколько сердец было разбито насильно жестоко. Сколько их сгорело на костре, мы не знаем. Сколько сидело в советских тюрьмах, мы не знаем. Сколько было их в нацистских лагерях, мы не знаем. А сколько было избито и убито. Боль и насилие. И кто поставит за них свечку?
Общество несправедливо. Но осознание этого факта меня не утешает. Люди делают мою жизнь сложной, хотя она проста в доску. Они мешают себе, отравляют жизнь мне — и никто не в выигрыше.
Как восстановить гармонною в обществе, которая была утеряна со времён Древней Греции? Тут есть один только путь, но он длинный и нескорый. Гармония будет тогда, когда большинство людей станут личностями самобытными и развитыми. Когда исчезнет это тупоумное «как все». Когда научатся ценить индивидуальное и уникальное в каждом. Что есть более пошлое, чем фраза тупоумов «незаменимых нет». Когда вокруг ходят шаблоны и требуют от тебя того же, когда свобода номинальна и «в пределах разумного», я чувствую боль и страдание в сердце. Почему в таком прекрасном мире так тяжело жить? Почему я должен убегать и искать спасения? Мир будет несчастен, пока им правят быдловское однообразие и серость.
У иконы нет ответов, но тут можно задать вопросы. Тут получаешь какую-то силу, чтобы жить дальше среди многих людей, потому что жизнь моя — это действия, и покой даёт силы.
Не читая молитв, но, осенив себя крестом, я ушёл. Гость ли я в этом мире или хозяин? Даже в страдании есть удача, какое-то сокровенное очищение. Греки называли это катарсисом. Уж лучше б я был гостем даже в негостеприимном мире, тогда понятно: я только прохожий, и нé чего разбираться в мире, твоё дело пройти. Это так легко. Но катарсис делает меня хозяином, он делает мир моим. Если я страдаю, значит мир мой, и я за него в ответе. Я в ответе сам перед собой, ведь мир уже мой. И не скинешь его, и не закроешь глаза. И только одно мне осталось — принять этот мир без покорности и бунтарства, принять как есть и жить как сама жизнь. Я остановился: мир снова стал простым.
VIII
Мы сидим в кафе. Я и Ксюша. Она очень сильная и умная девушка, просто-таки роковая.
— Как хорошо, что я тебя встретил. Мы так давно не виделись.
— Уж давно. Как жизнь?
— А что жизнь? Куда она денется, всё потихоньку да потихоньку ковыляет.
— Хватит базикать, о тебе весь универ шушукается, никак не перестанут. Говорят, ты устроил концерт на конференции.
— Меня
