был потертый бумер, татуировка паука между большим и указательным пальцем и золотой зуб. Он был парнем, что надо, парнем, а которых, мечтают многие девушки из рабочих кварталов. Ни блатной... ни хам... странный конечно немножко, но это ему шло. Он умел говорить красиво, смотря тебе прямо в глаза, но самое главное он умел делать, просто и ясно как дважды два. Не все мужчины умеют вбивать в доску гвозди с первого раза. Ты поняла это еще тогда, уже много лет тому назад, когда он попросил тебя выйти из квартиры, а сам остался поговорить наедине с папай, — так этот хлыщ просил тебя, его всегда называть. После этого короткого разговора отчим как то очень обиделся, и ушел, раз и навсегда. Больше ты некогда не видела этого человека в своей жизни и не чувствовала под юбкой его похотливых, и мокрых от пота ладонь.
Он дарил тебе подарки, стоило только сказать: Алик я хочу это, я хочу то. Он некогда не жадничал. Ему как человеку пережившему многое, познавшему лишение, голод, нищету, доставляло какое-то, почти, что патологическое удовольствие публично хрустеть капустой. Покупать тебе дорогую шмотку, а которой ты не могла даже мечтать, таскать тебя по бутиком, водить тебя по модным клубом, и главное каждый раз радоваться твоей улыбки рождавшийся на твоем лице при виде какой ни будь новой безделушки, будь то часики или браслет. Не все мужчины способны разделить простое девичье счастье, — это редкость. А как он был хорош в постели, до встречи с ним, ты и представить не могла, что секс это секс, а ни к примеру какой-то экзотический овощ. Да конечно рост метр шестьдесят девять сантиметров не самый подходящий для мачо. Но в этом сухопаром и жилистом теле жила сила волка, ярость носорога, какой-то завораживающий по-настоящему животный трепет... инстинкты. Иногда конечно он был жесток в своих играх, иногда он был даже груб, ему нравилось больно хватать тебя за волосы притягивать к себе вплотную и нашептывать в это время на ушко грязные словечки. Это заводило его, — это заводила и тебя, правда до тех самых пор пока ты не догадалась, что эта вторая, темная сторона Алика, на самом деле это его первая сторона, а хорошая, светлая какую ты в нем любила, всего лишь на всего мираж. Он казался слишком обаятельным человеком, что бы, оказаться таким и в самом деле.
Еще не было обручальных колец и свадьбы, на которой гулял весь дом, — в коммуналках все люди родственники. Еще не было того ужаса когда ты впервые заглянула в его маленький, черный чемоданчик и обнаружила на его дне три паспорта, с разными именами но с одним и тем же лицом, — его лицом. Ты еще не постигла искусство гримера в замазывание синяков, которые все чаще стали покрывать твое тело. Ты еще не слышала как он, вернувшись поздней ночью домой насвистывает веселую мелодию смывая в умывальник в это время с рук чью-то липкую кровь, или как, запершись у себя начинает с кем то говорить, громко, яростно, ожесточено... а ты сидишь в это время, в туалете поджав под себя ноги и осознаешь, что за той самой дверью откуда доносятся все эти слова, все эти странные диалоги кроме него и большого зеркало больше некого нет.
За все приходится платить.
Третий лишний и его извечный компаньон:
Воскресный вечер, по телику сейчас футбол, а ты вынужден тут распинаться перед этой шлюхой и ее хахалем.
У тебя была сложная жизнь, единственное завещание доставшееся тебе от папаши (храни господь его смутную душу) так это его любимые слова которые он произносил с одинаковой пристрастностью и потрезвеку и по пьяне: сына если хочешь вбить гвоздь в доску, долго не думай, просто вбей его и все. Тебе не исполнилось еще 14 лет, а его не стало. Ты остался абсолютно один в холодном и безразличном мире, если конечно не считать твою тетку оформившую опекунству над тобой или вернее над твоей трехкомнатной квартирой. Сам ты ей был не слишком нужен.
Улица. Серые подворотни. Грязные
