Мягкий и какой-то теплый полумрак в комнате совершенно не мешает мне видеть каждое Его движение. Чуткие мужские пальцы скользят по женской фигурке, вызывают едва заметную дрожь каждым прикосновением... Мне тоже хочется дотронуться до ее тела, ощутить кончиками пальцев его жар... прикоснуться губами, прижаться к холмику груди, услышать как часто бьется ее сердце... скользнуть язычком к ямочке пупка, подразнить, поиграть с камушком причудливой сережки... опуститься еще ниже, заласкать до одури, так, чтобы исстоналась до беспамятства, выпить ее похоть всю, без остатка... хотя нет, это, наверно, невозможно, невидимая глазу аура сексуальности, какой-то стыдливой, что ли, порочности, всегда окутывает ее, и от пережитого ею удовольствия становится почти ощутимой, заметной...
Его руки оставляют ее трепещущее от возбуждения тело, Он откидывается в кресле, приглашающе легонько похлопывает себя по бедру. Меня, конечно же, не нужно звать дважды, я здесь, рядом, стою на коленях у Его ног. Чувствую Его настроение, касаюсь губами Его руки, обнимаю ее ладошками, покрываю быстрыми, но вовсе не торопливыми, поцелуями Его пальцы. Он прерывает мою восторженную ласку, отбирает руку, едва касаясь, гладит меня по лицу, очерчивает его контур, запускает ладонь в волосы, играет прядками.
Повинуясь чуть заметному нажиму, кладу голову Ему на колени. Он знает о том, какая буря чувств и желаний бушует сейчас во мне, но время, когда этот шторм сможет вырваться на свободу, еще, по-видимому, не пришло. Никто не ждет от меня ледяного спокойствия в этот момент, совсем наоборот — каждый Его жест, каждый ее стон, сама атмосфера этого момента будто пронизана желанием и чувственностью. Спокойствие невозможно даже изобразить!
Слегка трусь щекой о Его бедро, чуть запрокидываю голову, подставляя под сильные (но такие нежные!) пальцы свою шейку, охваченную символом Его власти, и из последних сил сдерживаю стон, когда затылком касаюсь... касаюсь Е г о! Мягкая тонкость брюк совсем не мешает ощущать Его возбуждение... Будто случайно, забывшись, пытаюсь повторить только что проделанное движение, слегка поворачиваю голову, чтобы еще раз коснуться Е г о, такого горячего, желанного, близкого! Но пальцы, немедленно сжавшие в кулак мои волосы, не позволяют, пресекают мой порыв в самом начале. Ощущение, что мои мысли для Него как открытая книга, нарастает с каждой секундой!
— Ласкай себя! — приказ, отданный ровным негромким голосом, вызывает шквал ощущений. В том числе и потому, что отдан он не мне. Слова прозвучали одновременно с легким рывком поводка, прикрепленного к ее ошейнику.
Тут же ее руки, до того момента судорожно сцепленные за головой, начинают плавный, но в то же время неистовый танец. Гладят грудь, полускрытую гипюром белья, играют с сосочками, которые уже давно приобрели мраморную твердость и словно рвутся наружу, грозя разорвать тонкое кружево. Ее ноготки впиваются в тело, на секунду, и тут же их болезненное прикосновение сменяется нежным поглаживанием.
Она не оставляет не обласканным ни миллиметра тела, ладошки гладят подтянутый животик, спускаются ниже, коготки на ее правой руке, блеснув, скрываются в теплой глубине похотливой дырочки. Возвращаются, чтобы поиграть с горошинкой клитора, снова исчезают.
Рука, которая только что гладила меня по голове, щекотала за ушком, прекращает ласку.
Слышится звук расстегивающейся молнии. Мы с ней вздрагиваем, обе... обе замираем... Я — потому что О н так близко, потому, что стоит повернуть голову, и можно будет видеть, ласкать, целовать Е г о! Конечно, если будет позволено это счастье... А она — потому, что не видит того, что происходит в метре от нее.
Он словно разделил между нами чувства, которые можно испытать. У нее завязаны глаза, она ничего не видит, но может слышать и, не сдерживая себя, стонать от удовольствия, мне же предоставлена
