запотевшую початую бутылку ... водки и отчаянно морщась сделал несколько больших глотков. «А пошли все на:, а пошли все на: «, — злобно приговаривал он, доставая из трехлитровой тёщиной банки солёный огурец.
Тут из комнаты стали раздаваться Наташкины стоны, ритмичные и похотливо возбуждающие. Писатель хрустел огурцом, вытирая со лба пот. В его сознание вонзались доносившиеся из комнаты команды Иваныча и паскудные блядские стоны его жены. «Ногу выше!... Вот так, сучка!... Теперь боком!... Садись сама на хуй сверху!» Жена охала, ахала, скулила, стонала.
Писатель хлебнул ещё водки, хрустнул огурцом и переключил всю злобу на жену: «Да она же блядь, блядь, блядь! И ей это нравится! Да у меня хуй длиннее, чем у этого урода, хоть не толстый, но длинный, ведь сама жалуется, что я ей до матки достаю! Вот сейчас пойду и её тоже трахну!»
Томно заныло в паху и защекотало в попке. Писатель, подрачивая рукой вновь наливающийся кровью член и тяжело дыша осторожно поковылял обратно.
Наташка стояла раком на диване. Красные туфли на шпильке, короткая юбочка задрана на спину, подставляя голый зад редактору, который глубоко вгонял в Наташкину пизду хуй, наваливаясь на неё, грубо мял двумя руками нежные груди с торчащими от возбуждения сосками.
Когда писатель вошёл в комнату, Михал Иваныч распрямился, жёстко стиснул руками ягодицы женщины, так что на них остались красные следы от пальцев.
— Сашка, ах хороша у тебя жена! — поделился своими ощущениями главный редактор, вытащил из Наташкиной пизды свой толстенный хуй, так что её половые губки развернулись наружу вслед за членом, и вогнал его обратно по самые яйца, шумно хлопнувшись ляжками по её попке. Жена стонала, явно испытывая удовольствие. В голове у писателя роились противоречивые мысли: «А ведь этой суке нравится: или она подыгрывает?... Нет, действительно забалдела: Со мной так не скулит, сволочь: А пошли все на:»
Иваныч ритмично ебал его возбуждённую жену. Сашка даже удивился, как она подмахивает. Редактор просто остановился и хлопал ладонью её по ягодицам, а Наташка сама двигалась всем телом, насаживаясь на этот толстый хуй, скуля и охая. Из её рта текла слюна. Писатель почувствовал страшную слабость в ногах и опустился на пол. Он даже не заметил, что сам уже голый ниже пояса, со стоячим членом и оголённой головкой.
— Ладно, Сашка, — долетел до сознания писателя голос главного редактора, — хватит дрочить, иди поцелуй меня в задницу. Ну, что ты там потерялся, иди жопу мне лизать!
Неудачливый писатель, повинуясь неведомой до сих пор силе, пополз к двигающейся туда-сюда заднице Михала Ивановича и припал губами к его ягодицам.
— Вот так, хараша! Хараша Наташка, да и Сашка! Писашка-лижашка! Жопу лижи, сукин сын, — кричал разгорячённый редактор писателю, заглушая оргазмические стоны его жены. Иваныч поставил одну ногу на диван, продолжая ебать Наташу раком и подставляя анус под язык её мужа. Сашка почувствовал запах говна, когда его влажный язык заскользил по анальному отверстию главного редактора.
— Заебись! — хрипел Иваныч, ускорив темп, — лизать, сука, лизать, — командовал литератор и подсказал Александру: «А рукой яйца, вот так, яйца ласкай, вот так!»
Молодой писатель чувствовал, как с мокрых волосатых ягодиц редактора на него стекает вонючий пот. Ему стало не по себе и он просто перевернулся на спину между ног своей жены. Он видел очень отчётливо как над его лицом в Наташкину пизду входит толстенный поршень, хлопая его по носу яйцами. Сашка зажмурился, потому что в глаза ему брызнула смесь из женско-мужских пахучих выделений половых органов. «Сколько раз она уже кончила?» — всплыла безразлично мысль в его пъяной голове. Но тут он очнулся от окрика: «Рот! Шире рот открой!» Сашка автоматически открыл рот и принял в него пульсирующий хуй редактора. Михаил Иванович кончил.