моего Прихотливого Пупсика. Моего Политзаключенного», — прошептал я. «Публично!», — быстро сказала ... ты, прежде чем твои губы сомкнулись на сочном плоде.
«Знаешь, я ревную этот маленькую красную ягоду, потому что она станет частью тебя таким способом, которым я никогда не смогу это сделать», — сказал я.
Ты снова покраснела. Есть ли еще хоть одна сестра, которой так же повезло? Как только ты проглотила, поднес еще одну клубнику к твоим губам. Он была сладкой, а сливки и сахарная пудра только усилили ее аромат. Ты наслаждалась вкусом, почти так же сильно, как и тем, что я кормил тебя с руки. Ты чувствовала себя в тепле и безопасности, окруженной заботой, несмотря на наручники, которые натирали твои запястья, вызывая привычный эффект в твоей киске.
Я продолжал кормить тебя ягодами, время от времени позволяя тебе глотнуть шампанское из хрупкого высокого хрустального бокала. Пузырьки щекотали твой нос. Комбинация двух этих ароматов дразнила тебя. Иногда я тоже съедал ягоду и запивал шампанским. Ты никогда еще не чувствовала себя такой одновременно обласканной, развратной и желанной.
Но наручники по-прежнему вызывали диссонанс — ты хотела освободиться, прежде всего, из-за нарастающего желания. Это становилось почти невыносимо. А поскольку я не предпринимал никаких активных действий, то становилось непонятно, как тебе это получить. Пузырьки шампанского смешались с ароматом ягод в экзотическую смесь, и ты чувствовала легкое головокружение. Проклятие, ты хотела, чтобы тебя трахнули.
Капля красного сока повисла на твоей губе, и прежде чем ты успела ее слизнуть, я наклонился вперед и, высунув язык, завладел этой заблудившейся крошкой.
Мои губы не могли так приблизиться к твоим, чтобы все это не закончилось поцелуем; наши языки танцевали свой танец, а мы теряли голову гораздо быстрее, чем от шампанского. Я отметил про себя, что когда-нибудь обязательно просто завалю тебя ягодами, чтобы потом слизывать их с твоего тела, потому что от контакта с тобой, они становятся в тысячу раз слаще.
В конце концов, ваза опустела, и я вытер твои губы мягкой льняной салфеткой. Ты чувствовала себя такой обласканной, избалованной и очень сексуальной. Ты чувствовала смесь сожаления и нетерпения. Все закончилось? Настало время трахнуть меня? Мы можем уйти и добраться до постели? Тебя поглотили твои желания, раздразненные моими действиями, и ты не могла дать себе ответ, сколько еще ты готова это терпеть.
Я помог тебе встать, и ты была удивлена, что я не сделал ни малейшей попытки скрыть наручники от всех остальных посетителей ресторана. Ты решила, что мы собираемся покинуть заведение. Но затем ты заметила, как необычно заблестели мои глаза. Ты хорошо знала этот блеск — это стопроцентная похоть. Но, несмотря на то, что тебе нравилось видеть меня в таком состоянии, ты все-таки немного испугалась, увидев это здесь, на публике.
В твоем взгляде появилась благодарность, а тело немного расслабилось, когда я взял тебя за руку, чтобы увести отсюда. Лучше удовлетворить похоть, вернувшись в отель, или хотя бы в машине. Но затем я осторожно развернул тебя лицом к креслу, положил одну свою руку тебе на живот, а другую — на спину. Затем неожиданно для тебя сильно толкнул тебя вперед, заставив согнуться в поясе. Ты совершенно растерялась, пытаясь удержаться на спинке кресла со скованными за спиной руками. Что происходит?
Ты очень растеряна. Ты перекинута через спинку кресла в очень вызывающей позе. Нет. «Вызывающая» — это неправильное слово для ее описания. Ты — девушка, которая ждет, что ее сейчас будут трахать. И эти наручники! До этого никто не мог их увидеть. А теперь, каждый проходящий мимо мог увидеть твой позор, увидеть то, что тебя заводит, то, что ты готова сделать для своего старшего брата. Ты почувствовала, что покраснела от стыда и смущения, при этом не только лицом.