особенно со стороны его жены. Но думать долго об этом я не мог, из-за, сильно оттопыривающего мое трико, члена. Поэтому я безропотно потопал ... за Анкой, и скоро мы оказались в предбаннике. Тут же, как по команде, мои руки сорвали с женщины моего приятеля ее легкий халат и в мои руки прыгнули две груди размером с дыньки-колхозницы. Когда мы с ней слились в поцелуе, ее руки залезли ко мне в штаны. Одна стала поглаживать и мять мою ягодицу, другая ухватила, стаявший колом, хуй.
В предбаннике не было лежанок, только небольшая скамеечка, а в саму баню зайти нам с Анкой ума не хватило. Поэтому я, развернув Аньку, и поставив раком на лавку, стал входить в ее влагалище. Оно оказалось довольно тугим. Я ухватил женщину за ее «дыньки» и начал делать поступательные движения членом в ее пизде. Из-за узости ее влагалища и, поэтому, сильного трения я вскоре уже готов был расстрелять Анкину матку из своего «максима», боялся только того, что женщина не успеет приплыть в месте со мной. Такого позора я себе позволить не мог, поэтому крепился, как мог.
И тут я увидел в зеркале улыбающуюся рожу Петьки, глядящую в окно. Он, похоже, за нами подглядывал. Вот, черт, влип! Остановиться я уже не мог, Анка начала, постанывая, кончать. И так узкое влагалище начало сокращаться, и мой «Максимка» начал выдавать порцию за порцией.
Когда все было закончено, я сел на лавку. Анка, как и была нагишом, примостилась рядом. Я сказал ей про Петьку.
— Скорее всего, тебе показалось, его сейчас и из пушки не разбудишь. — сказала Аня, но халат тут же на себя натянула.
Когда мы вернулись в дом, Петька все также дрых на диване. Или притворялся? Трогать мы его не стали, а просто разошлись по своим комнатам. Я долго ворочался, но заснуть так и не смог. Все думал про подглядывающего Петьку. В конце концов, решив, что я все ж таки в здравом уме, пошел и растолкал друга. Когда тот пришел в сознание, я спросил лишь:
— Зачем?
И тут я понял, что не ошибался, действительно Петькина рожа маячила в окне предбанника. Лицо его, не смотря на то, что это я ебал его жену, а не он мою, было красным, как знамя дивизии Василия Ивановича Чапая.
Он встал, пошел на кухню и, налив двухлитровую банку пива позвал:
— Пойдем, в баньку. Попьем, покурим, поговорим. А то Анка услышит мою болтовню, не хочу проблем.
В предбаннике, освященном нашим с Аней грехом, мы сначала выпили по стакану пива. Потом закурили. Потом Петруха заговорил.
— В общем, Клима, я на тебя не в обиде, да и на жену тоже. Я тебе кое о чем расскажу, только дай слово, что больше об этом никто никогда не узнает. Я и ты, и все.
Я согласился. Я никогда трепачем не был, и Петька это знал.
— Ну, тогда слушай — мы налили и выпили еще по стакану пива, и он продолжил. — Я люблю глядеть, как ебут Аньку, один раз я видел, как ее перли, так я, не притрагиваясь к своему члену, два раза кончил. А началось это еще до свадьбы, когда еще ухаживал за ней. Анка долго мне не давала, но однажды я все ж я ее уломал. Она оказалась дырявой. Я уже сделал ей предложение, и поэтом, как тогда считал, имел полное право на объяснение.
Ты же знаешь, что жена у меня молодая, значительно моложе мена, на целых восемь лет. Тогда она только что окончила школу и поступила в училище в Свердловске. В общем, она рассказала, что, на выпускном, ее уломал одноклассник. Говорил, мол, уже взрослый, а еще ни разу не пробовал женщину. «Кстати, ты его знаешь, а еще лучше знаешь его теперешнюю жену.
Помнишь, ты на свадьбе с Анькиной подружкой развлекался. Лилька, на момент моей свадьбы, уже была его невестой. Сам то Колян был там всего несколько часов. Я потом зажал его в углу и довольно грубо попросил его смыться со свадьбы. Кстати, мне пришлось изрядно повозиться, что бы подложить под тебя Лильку. Так что я использовал тебя для свершения мести моему заклятому в то время врагу»
Были они там хорошо датые, ну Анка