оба мне массаж. Да, кстати, Ир, ты принесла веники с чердака? — Нет, забыла... , — растерянно пробормотала Ирка
— Ну тогда марш, отправляйся за ними в дом!
— Я сейчас, мам! И пописать ещё забегу!
— Давай в темпе, я думала, они уж распариваются там в тазике.
Остаться один на один нагишом с мамой Людой в было слишком неожиданно для меня и я слегка оробел.
— Может, я схожу за вениками? — робко предложил я.
— Да нет, ты не найдёшь, Ирка сбегает, а ты мне пока массаж сделай. Ирка говорит, что ты ей хорошо делаешь.
Что правда, то правда. Если не уставши и в ударе, я действительно неплохо могу сделать массаж спины, ног. Но тут такое... Ну ладно, в конце концов, интересно, чем всё это кончится. И я склонился над Людмилой, лежащей на верхней ступени полога.
II.
Делать массаж, стоя на полу в полуметре от пациентки достаточно неудобно, а если подобраться к ней вплотную и встать на первую ступень полога, приходилось горбиться, так как потолок в бане был достаточно низок и касание его любой частью тела положительных эмоций не вызывало — он был сильно нагрет паром. Помаявшись так и так, я робко присел с краю ступени, на которой лежала мама Люда, вплотную к её попе. Какая она красивая! Я не удержался и погладил её.
— Ты мне решил сделать массаж попы?
— Просто красиво очень, извини, не удержался.
— Тебе нравится моя попа?
— Да, очень.
— А что тебе ещё нравится у меня? — сказала она, слезая с полога и вставая в полный рост передо мной. — Грудь небольшая, у Ирки вон и то уже больше, но зато не обвисла. У Ирки сестра ведь ещё была, умерла в два года, всё из-за полигона этого чёртового, ни у меня молока, ни в магазине не было.
На её глазах выступили слёзы.
— И Колька не помогал ни сколько, всё на службе, да на службе. Я всё время одна да одна. Бабы другие гуляют, а я не могу. Верная, блин, думала, наверстаем ещё. Наверстали! Сюда перевелись, к моей матери, пожили немного, а у него лейкоз обнаружили и всё. Вот она жизнь — похороны одни.
Она разрыдалась.
Мне вдруг стало жалко эту женщину, стоящую передо мной во всей своей наготе и обнажившую передо мной так неожиданно свою душу. Я подошёл к ней и нежно обнял её. Она прижалась ко мне всем своим телом. Так мы и стояли, голые, в уже успевшей немного остыть бане, когда вернулась Ирка. Шумно раздеваясь и гремя вёдрами в предбаннике, она крикнула:
— Ну что, не угорели вы ещё там?
Как будто не слыша её, Люда попросила:
— Поцелуй меня!
Не будучи в силах отказать этой женщине, я с силой прижал её губы к своим.
В этой позе нас и застала вошедшая Ира.
III.
— А можно я к вам присоединюсь?
Вот уж действительно, непрочитанная книга эта моя Ирка! Что не страница, то открытие. Я, честно говоря, ожидал сцену ревности.
И тут меня снова поразила Людмила.
— Не просто можно! Нужно!
Слёз как будто и не бывало!
О пережитом только что напоминали лишь морщинки в уголках губ и печаль, скрывшаяся в глубине глаз.
Сунув веники в таз с кипятком, Ира присоединилась к нашему хороводу. Опавший было, мой дружок вновь излучал оптимизм, чем привёл женщин в восторг.
— Я тут пытала Лёшку, что ему нравится во мне, — ввела в курс Люда свою дочь.
— Ты его пытала? — продолжала валять дурака Ирка.
— Бестолочь, разве я могу пытать человека, которого люблю?
— Этот человек — твой зять.
— Этот человек — мой любимый зять.
— Между прочим, этот человек — мой любимый муж!
— Вы ещё подеритесь, любимые мои! — Встрял, наконец, я. — Я вас обеих люблю!
— И будешь любить? — загадочно и хитро улыбаясь спросила Ирка.
— И буду любить всегда. — Ешё не уловив подвоха, заявил я.
— Обеих? — это уже Люда, наигранно-манерно с интонацией ревнивой и коварной
