встал на меня, обеими ногами наступив ... на обе грудки, и постоял так какое-то время, усмехаясь, поглядывая в мои испуганные глаза. Затем он начал медленно перемещать свой вес с одной ноги на другую, проделал это несколько раз, сплюнул на меня, но не попал (попал куда-то на шею, а метил явно в лицо), собрал побольше слюны и плюнул еще, на этот раз попал в щеку и, довольный, сошел наконец-то с меня. Опять занёс ботинок над моей головой, я зажмурилась, но подглядывала, чтобы быть готовой к удару, если что.
— Слы, может, рожу ей разбить? — обратился он к товарищам. Тут бы опять для усиления эффекта следовало бы выдержать напряженную паузу. Но сразу же ответил Бес, довольно резко, — Да ну нахуй связываться, какая-то ёбаная малолетка! Пусть живёт дальше, какая есть, у ней и так вон губа кровит, — он всё терзал мою юбку, лайкра растягивалась, но не очень-то поддавалась. (Не знаю, почему он назвал меня малолетко)
— Оставь её в пизду. Может, тёлка ещё кого порадует, что ты какой блядь эгоист кровожадный, — добавил Лысый.
Мой мучитель прислушался к мнению большинства и просто мазанул подошвой мне по щеке. Потом обошёл вокруг, ботинком раздвинул мне ноги и попытался проникнуть в киску носком ботинка, но не сумел, ботинки были у него с большими круглыми носами и на толстой подошве, не Мартенсы, но что-то типа, даже не фэйк, а дешёвая имитация фэйка, я их хорошо успела разглядеть с расстояния в несколько сантиметров. Я боялась что-либо говорить, только плакала, всхлипывала и поскуливала. Тогда он легонько пиннул меня туда (небольно), вытер носок ботинка об моё бедро и всё, отошёл, оставил в покое. Переключился на блузку, насмешливо вертел ее на пальце.
Я несмело поднялась на колени, стояла перед ними и умоляла не трогать мои вещи. Он снова толкнул меня на пол и ногой перевернул на живот, тут Лысый оживился и приказал мне ползти. Я поднялась было на колени, но меня тотчас же ногой придавили к земле: — Без рук ползи, шлюшка! — Ну, я поползла, извиваясь, как змея, грудью по этой грязи, коленями кое-как отталкивалась, проползла метра полтора, уткнулась в стену и лежу. Они ржали так, как будто я Петросян какой-нибудь. Приказали перевернуться и ещё посмеялись над моими грязными лицом и грудью, на которой виднелись отчётливые отпечатки ботинок. Я снова жалобно попросила отдать мою одежду, хотя спасать там было уже нечего. Третий просто рвал блузку по швам и обрывки демонстративно кидал в унитаз, вернее даже, там не унитаз был, а такие отверстия в полу с цементными подставками для ног, и там внизу вода всё время текла, не знаю, как такая система называется, очко, или может сортир? А Бес уже с юбкой расправился, лоскуты просто побросал на пол.
Я опять зарыдала от бессилия, и Бес прикрикнул: — Хватит ныть, овца! Чего тебе теперь стесняться, после всего! — Лысый подхватил: — Да ей вааще нечего стесняться. Ей можно ваще голой ходить (\"Во-во, причём всегда! \», поддакнул кто-то). Фигурка ничего, ножки классные. Титьки тоже что надо, бля, самое то... Не, клевая тёлка. Только вот блядь, — и он обратился ко мне: — Сама ведь нарвалась, дура! Нечего ляжками-то сверкать!
Все трое закурили. Лысый первым стряхнул на меня пепел со своей сигареты. — Да еще вон вся грязная какая-то... — и все заржали и уже втроем стали осыпать меня сигаретным пеплом.
Тут они заметили оставшиеся нетронутыми трусики, они свисали с подоконника под замазанным или заколоченным окном. — Смотри, тебе еще кое-что осталось, — сказал третий, брезгливо беря их двумя пальцами. — На вот, так и быть, прикрой стыдобу-то, — и он напялил мои стринги мне на голову под захлебывающийся смех других. Я стояла на коленях, полностью покорная, я боялась сделать или сказать что-нибудь такое, что им не понравится.
Вероятно, это подобие полумаски придало моему лицу некоторую манящую загадочность, потому что Лысый
