это нравиться, сучка — Светлана Владимировна даже не спрашивала, она утверждала, поднося к моему лицу ... свои пальчики, сплошь покрытые моей смазкой, после того как они некоторое время усиленно терли мои половые губки. Сказать, что я ловила кайф от движений ее руки у меня между ног, значит, ничего не сказать — я просто летала в облаках, и даже, по-моему, тихо стонала. Никогда не думала, что можно получать столько удовольствия от такой немудреной и грубоватой ласки. Наверное, всему виной было мое унизительное положение, которое заводило лучше любого порнофильма.
При виде собственных выделений на пальчиках начальницы щеки мои запылали огнем. Как же я тогда стыдилась своей реакции! Подумать только: меня сначала унижают, потом раздевают, шлепают между ног и затем там же усиленно трут, словно намывая мылом, и при этом даже не спрашивают моего согласия! А что же я? А я от такого обращения теку, как последняя шалава, да еще и со сбившимся от предвкушения дыханием жду продолжения! Слезы брызнули из моих глаз — я не могла выносить подобное унижение. Но, в который уже раз, унижение лишь усилило бушевавший между ног пожар.
— Стой на месте, чертова дырка, — молвила Светлана Владимировна, отходя к боковому шкафу у дальней стены.
Боже! Боже! Ну почему мне так нравиться, когда она меня называет подобным образом?!!!
Мои ноги так и застыли раздвинутыми, будто приросли к полу или их кто-то тяжелой цепью приковал к стене. Хм, цепи на моих ножках — да-а, мне это нравиться! ох как возбуждает! Ой, нет, нет! Прочь эти мысли! Прочь! Бежать надо, пока не поздно! Да, цепи не только на ногах, но и на руках, чтобы я не смела даже думать о побеге — пусть меня оттрахают всласть и как следует выпорют за непокорность! Господи, что я несу?! Неужели я и вправду такая похотливая извращенка?!
Я так и стояла каменной статуей, в позе сдавшейся на милость победительнице самки. Руки застыли в воздухе, не смея прикрыть интимные места, лишь большая грудь с торчащими металлической крепости сосками часто вздымалась и опускалась от нахлынувших эмоций. Зажатые в левой руке белые (и надо сказать довольно влажные! влажные уже тогда!) трусики безмолвно и как будто с укоризной взирали на происходящее непотребство. Рваная куча одежды на полу лежала мертвой. Ну, то есть никаких взглядов, вроде как, я от нее не заметила. В полубредовом состоянии я продолжала стоять, с помутнившим от непонятно каких чувств (но похоть в этом списке была точно не последней) взором. Пока не услышала заплетающийся монолог своей командирши:
— Ну что ж, приступим. Пора тебе понять, сучка, что ты+ э-э+ ты моя сучка, и место твое должно быть у моих ног, да у моих ног, — мда, и что только алкоголь не делает с человеком+. Видимо он раскрыл потайные нотки ее натуры — доминировать над молодыми девушками, по крайней мере, желание у нее было именно такое.
К всеобщей радости (или ужасу) и моему глубокому стыду, мое желание полностью совпадало с ее.
— Что, потаскуха, готова принять свое первое, но далеко не последнее наказание от своей госпожи?! — Светлану Владимировну бросало из стороны в сторону, словно капитана, идущего по палубе парусного брига в сильный шторм.
Ответа, походу, от меня не требовалось (что лишь добавляло возбуждения — мое мнение никого не интересовало) ибо начальница смотрела упрямо перед собой, а не на меня — видимо боролась с встречным течением, не весть как попавшимся на пути злосчастного брига. Но про себя я все равно мысленно сказала \"да! \» — так, на всякий случай, чтоб не осталось сомнений, кто я такая.
В руках у своей новоиспеченной госпожи я заметила стек, коими обычно лошадей погоняют — видела сама как-то раз по телевизору такие в руках жокеев — по спорту скачки передавали. Видимо, сегодня лошадью предназначалось быть мне. \"О да, из меня получится отменная похотливая
