родители. Но теперь всё было иначе. Мне хотелось жить только для Него. Я не встречала ещё в жизни таких людей. Он был для меня абсолютно непредсказуем.... Мне приходилось общаться с доминирующими садомазохистами, но таких как мой — не встречала. Мой Хозяин уникален. Однажды я позволила себе назвать Его ласково «пупсик», но это вызвало у Него недовольство. Мне так хотелось хоть раз Его назвать ласково!... Но я не могла себе этого позволить. И это только ещё сильнее тянуло меня к Нему. От этого я ещё сильнее ощущала свою принадлежность человеку, которого видела только на фотографии.
Среди тех, с кем я близко общалась, были люди, которые знали о моих пристрастиях к садомазохизму. Были и те, кто знал о том, что у меня есть Господин. Но не было тех, кто бы понял меня,... нас... и наши отношения... Часто приходится слышать вопросы — почему я такая, как к такому пришла, зачем мне это нужно, как я могу позволить кому-то над собой издеваться, неужели это приносит мне удовольствие... Каждому из тех, кто задавал подобного рода вопросы, приходилось объяснять одно и то же.
О будущей интимной жизни каждого человека можно предугадать ещё в его детстве. На это могут повлиять поведение его родителей, воспитание, круг общения, детский сад, и, конечно же, средства массовой информации. Уже в играх ребёнка можно предугадать некоторые черты сексуального характера, которые в будущем повлияют на его личную жизнь. Если бы в детстве за мной наблюдал психолог, то уже тогда были бы известны пристрастия, к которым я пришла в своей сознательной жизни.
Все мы когда-то лежали укутанными в одеяло или пелёнки. Но проходит время, и мы об этом забываем. Но нет же! Я об этом помню и до сегодняшнего дня. Я расстилала одеяло на всю кровать, ложилась с краю и переворачивалась, таким образом, заворачивая саму себя. Мне постепенно становилось жарко, но двигаться нельзя было. Единственным вариантом освободиться было лишь обратное действие — развернуть своё тело в изначальное положение. Но к этому я приходила нескоро. Когда я лежала завёрнутая в одеяло, я представляла, что нахожусь в плену. Таковы были пытки — лежать неподвижно и ждать снисхождения вымышленного Господина. И только в возрасте семнадцати лет я узнала, что завёрнутое тело — это один из элементов садомазохизма, имеющий название «мумификация». Бандаж, по-видимому, тоже я любила уже в детском возрасте. Я просила друзей, чтоб они меня завязывали верёвочками, брали в плен и пытали.
Мазохистские наклонности проявлялись и позже. Я била себя ложками по губам до их посинения, колола иглами пальцы рук, просила друзей, чтоб они мне сжимали ладони, тянули за волосы на затылке. Я и сама любила кого-нибудь помучить: кусала, щипала, щекотала, давила. Но к этому всему я относилась как к какой-то шалости. В пятнадцать лет я уже абсолютно была уверенна в своих мазохистских наклонностях. А в семнадцать поняла, что я одна из них... — одна из людей с «извращённой» психикой, как сказали бы многие.
Я перечитала все свои песни, написанные мною, начиная с четырнадцати лет. И даже в них я нашла строки, посвящённые страданию и мазохизму. Я видела, что боль приятна уже тогда. Но, только достигнув семнадцатилетнего возраста, я стала размышлять о ней чаще. Я проанализировала разные чувства. Например, любовь. Любовь без боли не бывает. Ведь если кто-то из влюблённых очень страдает, плачет, он не замечает, что на самом деле страдать — ощущение приятное. Оно намного пронизывающее, чем радость. Счастье и радость не так уж часто встречаются на жизненном пути. Боли намного больше. Поэтому счастье мы и ощущаем с особым восторгом, особыми приятными эмоциями. А чрезмерное счастье в конечном итоге всё равно приведёт к грусти, боли или депрессии, которую наверняка любой счастливый человек скроет от окружающих. Мы можем выглядеть счастливыми в глазах других, но нам самим всегда
