мог себе позволить валяться с младшим по званию парнем на равных.
Обхватив своего некогда повелителя, я затолкнул свой язык ему в рот и затем начал постепенный переход к настоящему мужскому сексу, т. е. давить средними пальцами на его очко через трусы.
— Стягивай трусняк и то, что на тебе осталось, ебать тебя сейчас буду!
Витёк, как пьяный снял брюки, стянул трусы и покорно приставил мой елдак к своей промежности, под яйца. Мой конь напрягся, натянулась кожа, он стал почти чёрным, раньше ни на кого так не вставал. Витино хозяйство обмякло и безвольно обвисло. Сейчас предстоит казнь этого некогда всемогущего прапорщика, посредством насаживания на чёрный хуй. Головка слегка раздвинула дырочку и начала томительно пульсировать, Витя отпрянул от неё, руками обнял меня за шею, и не открылся. Я от волнения забыл русский язык и попытался объяснить ему по-узбекски, что мой мусульманский подход к сексу не позволяет мне грубо насиловать своего гостя. Я надавил на его плечи. Витя поцеловал меня в шею и стал умалять не пидарасить его всерьёз, а тереться хуем между его ляжек, застонал, начал руками скользить по моему хую, между тем, мой клинок покрыл смазкой его входную точку, необыкновенный кайф разлился по всему телу, я как бы взлетел. Я еле сдерживался, чтобы не кончить от Витькиных рук. Что и говорить, парень был очень хитрый и нервный, его нервозность обещала необычное наслаждение.
В армии я не смел даже мечтать о его жопе, наоборот, в страшных снах мне снилось, как он меня опускает, как я миллиметр за миллиметром, лишаюсь мужественности, как его яйца покрывают мои яйца, как стыдно смотреть в глаза товарищам, они ведь уже узнали, что я стал пидаром; а что будет по возвращении домой, как смотреть в глаза ребятам в махалле, отцу и братишке?
Теперь же эти мускулистые напряженные руки, кубики брюшного пресса и волосатые ноги, то напряжённые, то расслабленные принадлежат мне. Я делаю его пидарасом, я вскрываю его. В моменты расслабления его колечка, я толчками проталкивал конец в его горячую щель, парень напрягался, стонал, и головка, встречая сопротивление, выскальзывала наружу. Наконец, головка полностью вошла в его тесную мужскую дырочку, и Витькина жопа плотно обхватила ствол моего члена. Его очко, пытаясь вытолкнуть моего коня, лишь сильнее его сжимало по принципу замка, ведь головка моего обрезанного клинка массивнее, чем ствол. Я осторожно ввёл мой елдак по яйца в жопу повелителя салабонов. Наслаждение от плотного обхвата моего члена было так велико, что я потерялся во времени и начал стонать от кайфа. Передо мной промелькнули сексуальные картинки из моего детства, одноклассник, которого мы мацали всем классом на переменах в школе, девчонка, с которой я сидел за партой, первый день в армии, дембель, свадьба и, наконец... моя сладкая месть. Парень был покорён, в его глазах навернулись слёзы обиды, он попытался вырваться и почти слез со скользкого хуя, но я на этот раз с силой засадил ему. За каждое поступательное движение моего клинка в заднем проходе врага, я готов был многое отдать, но наслаждение засаживать и вынимать хуй из белой задницы прапора, за это блаженное трение по всей длине моего ствола, Аллах подарил мне даром, как раз тогда, когда я истосковался по Лоле. Стоны северного гостя выражали страдание и негодование. О Аллах, тогда в армии я предчувствовал, что Ты дашь мне отомстить!
— Сейчас не дёргайся, а то больно будет; я поимею теперь тебя по-другому.
Я аккуратно перевернул парня, не вынимая скользкого от смазки конца, лицом к прилавку. Его жопе стало хуже, дырка тут же сильнее обхватила конец. Я дал время привыкнуть его анусу к моему вторжению, я наслаждался необычной добычей, горящей огнём теплотой его внутренностей и делал только мелкие движения.
— Витёк, ты не в первый раз, или мне показалось?
— Мне интересны девочки, но в армии я ебал
