Многое зависит только от того, с кем и при каких обстоятельствах.
Рассказал мне эту историю давний приятель. Много воды утекло с тех пор — много соли съедено (но не с ним) и выращено не только дерево, рядом с немаленьким домом. У него уже взрослый сын — красивый, стройный коренастый парень, привлекающий девушек игрой мышц и шикарной шевелюрой русых волос над бирюзовыми глазами.
Статный мужчина. Необыкновенная жизнь.
Вечер. Полумрак уютной комнаты и мягкое кресло у камина. За окном завывал декабрьский ветер, завьюживая и нанося валуны пышных сугробов серебристого снега, играющего радужными искрами в лучах заходящего солнца.
— А сын знает про твою жизнь — твоё прошлое?
— Да, что ты... Зачем сыну знать об этом? У него свой опыт и своя жизнь, — с улыбкой тихим голосом произнёс Геннадий Васильевич.
— И никогда не возникало мысли поделиться?
— Была, но... понимаешь, такое с каждым может случиться по молодости. — И подумав, добавил, — и не только такое. Гормоны, желание, страсть...
— А сейчас?
— А что, сейчас? Хочется всегда (особенно вспоминая хорошее), но не всегда можется. Возраст не тот, да и... Было это... У-у... — даже и вспомнить страшно — н-ад-цать годков тому назад, в стране, где была любовь, но отсутствовал секс... — где, как говорили и думали, люди жили в благочестии и высокой морали, а всё «греховное» и неприличное только за бугром было — в далёкой стране, под названием «загнивающий капитализм». Это только там секс и разврат, а у нас — ни-ни! и детей... только в капусте или с аистом (будь он неладен, для некоторых).
— А чего ж с такой грустью — не уж-то аист нежеланное доставил?
— Что ты? У нас с Валентиной Антоновной всё прекрасно. Особенно пацан — статный получился. Видный, пацан.
— Чего ж на аиста наезжаешь, с такой грустью?
— Алименты... Но, я об ином хочу рассказать. О заветном. Никому ни слова не проронил, о моём юношеском опыте — в тайне держал.
Так вот, как в сказке можно начать: В некотором городе жили муж и жена. И в срок положенный родился у них сын, оболтус. Но «оболтусом» он, от нежности и любви к чаду своёму звался. Словом неласковым его в шутку и с любовью кликали. Рос сорванец и шло время. Когда как оно (время-то) летело: то медленно (с ленцой), а то проносилось так стремительно, что оглянуться не успели родичи, как осемнадцать годков молодцу стукнуло. Малой-то, смышлёный вырос — ласковый. В порочных связях, как говорится, замечен не был. Всё книжки умные читал, мать с отцом почитал... даже дерево не одно успел посадить ещё по молодости.
Как заведено в стране большой и далёкой уж было, настал черёд в армию сбираться. Вот и призвали нас. Мы призывались из разных мест. Я из Ростова, а он... — Геннадий помолчал, потупив очи, затянул трубку и после короткой паузы продолжил, — а он из Западной Украины. Попали в учебку. Встреча состоялась, как ты понимаешь, в одном взводе — после полугода службы и совершенно случайно.
Как-то довелось нам рядом отобедать. Обменялись «любезностями». Поспорили по техническим вопросам. Завязался разговор. По многим вопросам наши взгляды совпали. На гражданке у нас были родственные профессии, что и сблизило в интересах. Возникали вопросы по работе, а соответственно и интерес друг к другу не охладевал — всегда, о чём поговорить было. При каждой свободной минутке стремились встретиться и поболтать.
Мой новый приятель был всегда опрятен и следил за своим внешним видом: начисто выбрит, подстрижем (впрочем, как и все в армии) — от него веяло свежестью и теплом. Поздней осенью очень сыро и холодно, а его тело излучало тёплые потоки энергии. Мне встречались такие люди... — от которых жаром пышет — которых на дальнем расстоянии чувствуешь. Его широкая искренняя улыбка завораживала и заставляла улыбаться в
