раздеться гостье, принести чай к нам в комнату и оставить наедине, поскольку у нас «деловой разговор».... Я кончал при этом уже от одного того, что в процессе представлял вторжение моей жены в этот пикантный момент в комнату. Впрочем, моя овца без стука бы не вошла. Поскольку иначе ей пришлось бы долго прикладывать лед и, ползая у меня в ногах при гостье, умолять о прощении.
О, Долли была овцой во всем, несмотря на все свои попытки уйти — и тогда я играл роль раскаявшегося грешника, умоляя на коленях о прощении. Ха-ха, чего стоили одни мои страстные письма с мольбами не разбивать мое больное сердце.
«Я люблю тебя, дура!» — так начинались мои послания.
«Дура, я тебя люблю!» — так заканчивались они.
И моя овца простодушно верила, что клятва сердцем матери, уже давно умершей — это святое!
Хотя я так и не смог сделать из жены шлюху в постели, зато позволял себе некоторые забавы. К примеру, е... ть свою суку в задницу, возбуждаясь от горячих красоток в порнухе, вслух сравнивая ее мастерство с их, разумеется не в ее пользу. Или просто положить своей овце на лицо журнал с какой-нибудь грудастой милашкой на обложке. Или в процессе е... ли описывать в подробностях прелести знакомых дамочек, фантазии секса с соседкой, или просто со смаком описывал перепих, произошедший
где-нибудь на днях на рабочем столе. Или со смазливой секретаршей под ним. Или минет в исполнении сразу двух нимфеток, за то, что подвез «бесплатно» (наивные дурочки, и нужно быть полным ослом, чтобы не воспользоваться этим).
Иной раз я имел свою жену связанной, не раздев ее, а просто оголив безащитную грудку с нежно розовыми сосками. Покусывая их до боли, под крики и мольбы моей овцы я кончал особенно бурно.
Вскоре я придумал еще одно развлечение — использовать рот жены как отхожее место. Пожалуй, здесь были некоторые попытки сопротивления, но пара зуботычин мигом напоминали моей овце, кто в доме хозяин, повелитель, господин и бог. Именно так я и приучил ее к себе обращаться. В том числе в людных местах.
Все-таки «мой Бог» в устах молодой привлекательной женщины звучит более приятно слуху, чем банальное «муж». К тому же я приучил сучку к мысли, что я не женюсь на ней. И если она родит, я не подставлю свой паспорт, как какой-нибудь лох и кретин. Кроме того, она знала о моей слабости к хорошеньким женщинам, и должна быть готова к тому, что однажды я приведу в дом другую женщину.
Две жены — такая перспектива меня, как представителя восточного менталитета, не могла не вдохновить. И нередко я делился с женой фантазиями: вот мы на прогулке втроем — я и по левую и правую руку две мои беременные сучки; вот они кормят
грудью (надо сказать, беззащитный вид кормящих сук, равно как и набухшее их вымя всегда заводили меня особенно); вот я сцеживаю им молоко, как телочкам, и затем они пьют его, каждая у другой; вот мы в постели — одна жена спит в ногах, другая с членом во рту, чтобы отсосать сразу же, как проснется. Минет с утра пораньше меня всегда делает как-то бодрее.
Единственное, что меня во всем этом смущало, это кормить двух баб и мирить их в случае ссоры. Нет, уж лучше секс втроем, которым я частенько грешил в юности, когда не мог из двух выбрать одну.
Как-то моя женушка набралась смелости и отказала мне в сексе, сославшись на то, что попа у нее болит со вчерашенего дня, а п... да после фистинга с позавчерашнего.
— Хорошо, — согласился я. — В таком случае я сниму проститутку.
— То есть как проститутку, Хозяин? — побледнела моя овца-мученица.
— А элементарно. То, в чем отказывает жена, с радостью сделает проститутка. Разница только в том, что у проститутки получается лучше.
Долли начала валяться в ногах, плакать, умолять и причитать. Я невозмутимо раскрыл газету и стал набирать номер телефона. Долли притихла. Похоже, этот удар оказался для нее больше, чем я мог
