Петьки было такое ощущение, что головка Роминого члена трётся о позвоночник; последним был «младший солдат» Толик, который скользил своим членом в попе плавно и медленно, но член у «младшего солдата» Толика был едва ли не самым большим из всех четырёх, перепробованных Петькой, и от замедленной плавности Петьке было не легче... и когда Толик, с ритма сбившись и содрогаясь, тяжело дыша, кончил, у обессиленного от такого военного натиска Петьки было ощущение, что в попе у него «хлюпает солдатская жидкость», а сама попа у Петьки горела, словно ее потёрли, и хорошо потёрли, наждачной бумагой...
Попа горела; Петька устало опустил ноги... и — едва ноги опустились, как Петька тут же почувствовал, что он хочет в туалет. «Старший солдат» Паша приказал «младшему солдату» Толику отвести Петьку в туалет, и Толик отвёл Петьку за ящики, где в деревянном полу была аккуратно прорублена небольшая квадратная дырка, над которой Петька тут же уселся, благо ни шорты, ни трусы снимать ему было не нужно, — «солдатская жидкость» вместе с газами полилась из Петькиной попы назад.
— Толян, покажи Питюнчику, где вода — пусть попку свою подмоет! — услышал Петька командирский голос Сани, и Толик тут же указал Петьке на «военный бачок» с водой.
— Что, Петя... очко болит? — Толик, ничуть не смущаясь того, что Петька «сидит по нужде», опустился напротив Петьки на корточки.
— Немного, — честно признался Петька.
— А ты что — в самом деле в первый раз? — Толик смотрел на Петьку с нескрываемым любопытством.
— В первый... , — подтвердил Петька.
— Ну, Петя... боевой ты парень! — похвалил Петьку «младший солдат» Толик. — Ты не стесняйся... я воду полью — ты ладонью очко подмой... хорошо подмой — не стесняйся. Потом руки вымоешь с мылом — и снова будешь, как целочка... вжик-вжик — и опять мужик... понял? — Толик весело подмигнул Петьке и, посмотрев вниз — на Петькин член, тихо рассмеялся. — А писюнчик у тебя классный... подрастёт еще немного, и будешь ты, Петя, сексуальным террористом — будешь баб или пацанчиков в хвост и в гриву ебать... А может, Петя, сам будешь давать, а? — и Толик, оторвав взгляд от Петькиного «писюнчика», снова, глядя Петьке в глаза, весело подмигнул. — Давай, я воду полью...
Петька подмыл попу, как сказал ему Толик, вытер попу вафельным полотенцем... потом он полил воду Толику, и Толик, ничуть не стесняясь Петьку, помыл свой «писюн», сказав Петьке, что «хозяйство всегда нужно держать в чистоте — в боевой готовности», и когда — без трусов, но в футболке — Петька вышел на середину вагона, «старший солдат» Паша, весело улыбаясь, зааплодировал:
— Питюнчик! Лезь сюда! Ты теперь — настоящий спартанец... и нам ты теперь — как брат!
Попка у Петьки чуть-чуть болела, но Петька чувствовал себя «настоящим спартанцем» и даже героем, — четверо взрослых веселых парней смотрели на него, по-доброму улыбаясь, и Петьке это необыкновенно льстило — тринадцатилетний Петька «чувствовал себя королём». Он снова влез на помост... надеть трусы солдат Паша Петьке не дал, сказав, что «тело должно подышать», и Петька, не возражая, лёг на живот без трусов, — солдат Паша тут же положил на Петькину попку ладонь, но делать ничего не стал; видимо, даже просто чувствовать под ладонью упругую попку солдату Паше было уже приятно... В вагоне сделалось почти темно, и «младший солдат» Толик откатил назад стенку-дверь — огромное солнце садилось за горизонтом... мимо проносились заливные луга, колеса весело стучали, и Петька, счастливый, что он едет «на военном поезде», что он лежит с настоящими солдатами и что солдатам этим он понравился, лукаво подмигнул Толику одним глазом; Толик, на секунду опешив, расхохотался:
— Петя,... а ну скажи... кто тебе из нас, из четверых, больше всех понравился?
Петька,
