он, Петька, попу подставит, то это тоже будет свидетельствовать об их полном доверии друг другу... и еще... еще — «старший солдат» Паша тискал пальцами твёрдый Петькин членик, и Петька всем этим был сексуально возбуждён — между ног и в попе у него, у Петьки, покалывали маленькие иголочки... ну, и как он мог выразить Паше свои чувства — что он мог еще предложить, кроме этого? Ничего... в том-то и дело, что ничего он не мог предложить «старшему солдату» Паше, кроме своей упругой попки, которую Паша вчера с таким удовольствием тискал и гладил, — глядя на пролетающие мимо столбы, Петька почувствовал нетерпение; членик стоял, как каменный, и Петька, сунув ладонь в трусы, легонько сжал своего «пацанчика», стиснул его в кулаке... хорошо бы было, если б они — Саня, Рома и Толик — спали, — подумал Петька...
Деревянный помост, заменяющий солдатам кровати, был в самом конце товарного вагона; примыкая к торцовой стенке, он был сделан на всю ширину вагона и сделан был достаточно высоко — когда Паша подошел к помосту вплотную, он был аккурат на уровне Пашиных плеч. На помосте лежали матрасы, подушки и темно-синие армейские одеяла, а под помостом стояли один на одном всё те же выкрашенные в зелёный цвет «военные ящики». Собственно, можно было не подходить — то, что никто не спал, видно было и так. Рома, скрестив по-турецки ноги, сидел в центре, прислонившись к стенке спиной, а Саня и Толик полулежали, и все трое держали в руках карты, — пацаны от нечего делать играли в карты, и Паша, потянувшись — сделав вид, что он разминается, направился к противоположному торцу вагона — туда, где был «туалет». Член у солдата Паши стоял, как каменный; зайдя за ящики, Паша расстегнул ширинку, выпуская застоявшийся член на свободу. Член нельзя было назвать слишком большим, но в то же время он был и немаленький — сантиметров семнадцать в длину, и, глядя на член — сжимая его в кулаке, Паша сам удивился, как такой немаленький член вместился в Петькину дырочку... воистину, всё растяжимо! Паша, сжимая член в кулаке, задвигал рукой, судорожно сжимая ягодицы... хотелось... хотелось поставить Петьку раком и медленно, очень медленно вдавливать в горячую, туго разжимающуюся пацанячую норку сантиметр за сантиметром, проникая головкой всё глубже и глубже... и потом... потом — вдавив член полностью, стиснуть в ладонях пацанячие бёдра, и — на себя! на себя! — медленно... медленно качать, качать и качать, пока сладкой болью не полыхнёт промежность... солдат Паша от вожделения на миг прикрыл глаза — так отчетливо осязаемо возникла в воображении картинка траханья Петьки...
Стоя за ящиками, Паша судорожно дрочил, мысленно видя перед ... собой Петькину попку... Неожиданно послышался глухой стук — кто-то спрыгнул с помоста на пол вагона, и Паша, мгновенно прервав свое занятие — торопливо засунув упирающийся член в штаны, быстро застегнул ширинку. В проходе — между ящиками — «старший солдат» Паша столкнулся со «старшим солдатом» Саней.
— Ну, Паша, что — еще не передумал? — Саня улыбнулся, но улыбнулись у Сани только губы; глаза смотрели внимательно... даже, пожалуй, слишком внимательно — глаза у Сани не улыбались.
— О чём ты? — солдат Паша сделал вид, что не понял.
Вагон немного раскачивало, и они, стоя в узком проходе между ящиками, тоже раскачивались, — стоя друг против друга, два солдата одного призыва — оба старослужащие — смотрели один одному в глаза...
— Я тебя, Паша, не понимаю! Хуля ты мозги ебёшь? Ты что — пацана поебать не хочешь, что ли? — солдат Саня смотрел на солдата Пашу вопросительно. — Он же всех... всех вчера обслужил, и хорошо обслужил... классная попка! Давай...
— А ты что — хочешь ебаться? — отозвался солдат Паша, чуть прищуривая устремленные на солдата Саню глаза.
— Ну, а что? Еще по
