Практически вспоротая толстым членом дырочка подолгу саднила и кровоточила после каждой пьяной пятницы. А вот теперь, как оказалось, тело снова хотело нескромных удовольствий.
— Можно?
— Нужно!
И она сама направила его отвердевшего друга по правильной дороге. Нагнулась, опираясь на покрывшуюся мелкими водяными капельками стену. Как хорошо, как сладко, если в удовольствие!
Они заметили его не сразу. Скорее почувствовали, как в ванную потянуло сквозняком от раскрывшейся двери — разгоряченным телам стало прохладно.
Так они и стояли какое-то время — молча, говорить было не о чем.
— А ты разве не завтра... — она первой нарушила молчание.
— Не завтра.
Виталик как-то сразу заметно погрустнел. Перешагнул бортик, наследил по полу мокрыми ногами, не глядя на вернувшегося супруга, не одеваясь, протопал в комнату. Теперь они остались вдвоем. Она обвернулась попавшимся под руку полотенцем. Разговаривать было бесполезно, они оба сознательно старались не встретиться взглядами. Он пошел на кухню.
Через несколько минут нарисовался Виталик...
— Ну, я пойду... Даже не знаю, «до свидания» говорить — нет?
В его сторону никто не посмотрел и никто ему не ответил, как будто это именно он был во всем виноват. Тогда он просто хлопнул дверью.
— А ты же говорил в пятницу...
— Я говорил в четверг вечером. Просто ты как обычно меня не слушала. Чай будешь? Я торт из Москвы привез.
Только сейчас она заметила картонную коробку с красивыми ленточками на столе. Как же она была сейчас некстати! Она как будто отягощала ее преступление перед мужем. И еще ее просто убивало, что он был таким холодным — не заорал на нее, не накинулся на Виталика... Она подошла к нему, прижалась, обхватила его плечи и, уткнувшись, зарыдала...
— Милый мой, хороший, прости! Я же ведь никогда до него, ни с кем... Так вот случайно получилось... Такая уж я дрянь! Ну, прости, пожалуйста! Ударь, если хочешь, ну — ударь!
Он отстранился. Она, плача, сползла к его ногам, продолжала цепляться, теперь уже за его ноги. У нее в запасе всегда было эффективное средство для спасения из подобных неприятных ситуаций. Продолжая реветь, она потянулась к его ширинке.
— Отстань, блядь! — он грубо оттолкнул ее, и она в недоумении села на полу. За все два года совместной жизни ей ни разу не пришлось услышать от него бранных слов.
Он молча пошел к плите, поставил чайник...
До выходных они не разговаривали. А в субботу он приехал на служебной машине, аккуратно собрал свои вещи, их было немного, и уехал к маме.
Виталика в понедельник ждал сюрприз. Уже днем он заметил, что шеф на него как-то странно косится и как будто хочет что-то сказать, но не находит нужных слов. Зато вечером он обнаружил его в состоянии возбужденном и нервном, от него на метр несло любимым крепким напитком и луком. Виталик понял, что сегодня объектом нападения будет он. Вот только за что?
— Так, Виталий Афанасьевич... А вот скажи мне, ты — коммунист?
— Комсомолец...
— Вот! Хорошо, что не коммунист! Потому что, если бы ты был коммунистом, у тебя и у меня такие проблемы бы начались, что мало не покажется!
— А что случилось-то, Иван Сергеевич?
— Случилось? Ты меня еще спрашиваешь, что случилось? У тебя вообще с памятью как? Ты что в четверг вечером делал, а? Ты зачем, зачем на эту суку полез?
— Она не...
— «Она не»! Самая настоящая сука! Даже я ее, в свое время... Но это же раньше можно было! А мужа ты ее знаешь?
— Видел.
— Видел! Второй секретарь обкома! Да он же тебя сожрет! На, читай!
Он протянул ему лист гербовой бумаги, где было подробно описано его недостойное советского человека аморальное поведение, и делались соответствующие организационные выводы...
— Так что, брат, извини, но я обязан... Понимаешь, ОБЯЗАН с
