Хороша весна на Малороссии. Повсюду слышен шум лесов и шелест полей. Природа просыпается от долгого зимнего сна и наряжается в легкий зеленый убор. И звери лесные и гады речные —  все занимаются, в эту дивную пору одним —  тр-хаются! Кое-где видны забавные групповые забавы полевых грызунов, в лесных чащах под густыми сводами мощных деревьев и кустарника, еб-ся лоси, бобры, суслики, еноты, клопы, медведи, пасечник Трофим...  и другие обитатели лесного царства. Все чаще можно уловить аромат весенних цветов и дерьма, заботливо положенного коровками...  Одним словом пришла весна! 
Вот и в этом году, как впрочем и всегда, молодая барыня, Просковья Березова, выехала из шумной и суетливой Москвы в свое летнее поместье — Березовый Бор. Проезжая по землям своего поместья, в котором царил разврат и блядоблудство, барыня похотливо зыркала на молодых халопов и чухала потную, розовую коленку...  
 — До чего ж пиздатая погода, маменька! — сказала молодая барыня. 
 — Конечъно, доченька, просто распиздатая погодка за окном...   — прошепелявила старуха. — но молодая барыня мгновенно пнула ее пяткой в копчик и гневно воскликнула...  
 — Тя скоко учить, что, блядь нельзя при детях материться, от сцука, на старости лет, в конец охуела...  Вот приедем, велю палок тебе всыпать! 
 — Конечно, всыпим... — прохрипела старуха, а про себя подумала —  вот бл-ь выросла, ну просто вся в мамашу...  
В этот момент дележанс проезжал мимо кузницы, где могучие холопы, покрытые горячим потом, играя мускулами, сотрясали стены своим богатырским храпом. Молодая барыня окинула взором кузницу, и увидела молодого, плечистого помошника кузнецов, который тихонько, боясь разбудить мастеров, отчищал бливотину и дерьмо со стен и потолка. Увидев его, Просковья, забыла все те ужасные вещи, которые она хотела, по приезду совершить со своей бедной старушкой. Длинные, светлые волосы молодого кузнеца, как солнечные лучи обжигали спину и ныряли куда-то в штаны. Она, только хотела окликнуть молодца, как роскошный фаетон, плавно проследовал в овраг и улегся там пузом кверху...  Так все и заснули. 
Проснулась барыня днем позже, от непреодолимого желания покакать. Откинув, врача сидящего у изголовья ее кровати, и молодого кузнеца, барыня, стремглав вылетела во двор где и скрылась от глаз назойливых крепостных, под огромным лопухом. Спустя час, барыня, довольная и порозовевшая вошла в каса марэ. 
 — Извольте, Прасковья Вениаминовна...   — начал говорить старый фельдшер, но барыня его резко перебила, и тот рухнул на пол без сознания. 
 — Эээ...  ну я пойду тогда...   — робко заметил кузнец, но и он не договорил фразу до конца, так как оказался беспомощно лежать под мощным торсом барыни. 
Спустя полтора часа. 
 — Ну вот и ладненько, пожалуй если этот матрасик выбить и подлатать, то из него чего путное, глядишь, и выйдет... — при этих словах тельце кузнеца вынесли и повесили на солнышке во дворе, холопы пнули его пару раз, делая вид, что выбивают, а увидев, что барыня раскарячившись, пустилась дрыхнуть, отправились бухать...  
На утро два крестьянина, оклемавшись после, закурили по косячку и стали тупо втыкать в окна барского поместья. 
 — Гляди, Евраклий, а молодой-то кузнец опять на Березу-то полез...  
 — Гыыы...  эгэ...  вот это у тебя, Емельян, дубас что надо...  кузнец-то небось барыню от колоды отличить не сможет...  
 — Злой ты, Евраклий, в занозах ведь весь будет...  
 — Та хуй с ним...  
 — И то верно...  хуй с ним...  
Довольные, что достигли консенсуса, холопы уснули...  
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается...  Пришла зима. Барыня с кузнецом поженились, свадьбу отгремели такую, что все деревня неделю бухала, а когда все протрезвели, заметили, что барыня с кузнецом поженились...  
Но гложило молодую барыню дело одно —  кузнец-то совсем