28 октября 1985 год. Аэродром Фолькенберг... Приземлились, когда уже стемнело.
«Во дурак то!!!»...
Мне почему-то казалось, что должны были сесть в Берлине. Идиот. Ну, вот, бля, хотелось на мостовую вечернего Берлина плюнуть... Или поссать на угол ихнего дома... Да, видно, не я первый, начиная с 45 года хотел. По-сему, дабы не смущать немецких товарищей — аэропланы с солдатами для бездонной Группы Советских Войск в Германии сажали в лесах и отвоеванных у немецких крестьян (во временное пользование) полях. Последнее, что запомнилось с Родины — мордо-лицо проводницы Пулковского ОАО, девочка из «третьего эшелона» — для спецзаданий, типа перевозка солдат («им по-хую — всякие и разные понравятся») или для суперрейсов Пулково — Нарьян-Мар (перевозка оленей и их пожирателей)... Впрочем — какая разница...
В животе приятно стояла колом, без надежды на переваривание, армейская тушенка... Жирная, холодная и без хлеба...
«Хм... А в самолете все же было теплее... Прописаться бы там до дембеля... А будет ли он...»... Холод. Вода везде. С неба. Под ногами. Со всех сторон света... Вспомнился кот Дымок на кочегарке в учебке... Как он, подонок, дрых на тех горячих трубах. Даже жрать не вставал лишний раз... Прибил бы...
Здрасти, Германия! Принимай новую порцию скифов.
А потом — «ярморка»... Разбирали по «городам и весям»... Красивый, молодой и естественно пьяный лейтенант с парашютиками в петлицах. Я его полюбил с первого же ика, с которого он начал речь, про то, что служить у них — это «ваааааще — заебись!»... ОК! Какая, в принципе, разница. Просто он был первый «покупатель». Да и хорош собой — рост, лицо с ямочками, усы те... Хорош, мерзавец...
Поезд привез нас в маленький городок недалеко от Лейпцига. Ночью шли по-улицам и разглядывали витрины магазинов. На дворе все же еще был 85 год...
А лейтенант оказался редкой сволочью... Обрыгал теплушку и поссал в углу. Я его уже разлюбил...
Новое место жительства... Длинная казарма, с кубриками на одну сторону. Везде — следы дембельских аккордов — то есть ухоженно, тепло и чисто...
«Тут еще полтора года... Бля... Как оно будет? Наслушались в учебке страстей-мордастей про части... Посмотрим...»...
Сразу же посадили в бытовке — перешивать погоны. Линька. С красного на голубой.
Старательно шью. «Кузина белошвейка»... Краем глаза разглядываю новых сослуживцев. Ничего интересного. Не на ком глаз остановить. Разве что этот?... Да и тот — ничё...
И тут входит Он... Бля! Я охуел. «Чёрт нерусский»... Высокий. Фигура! Мммммм... Руки. Плечи. Ноги в донельзя ушитых «галифе», Чернявый. Смуглый. Брови. Короче — я пропал. Говорит по-русски правильно, но с типичным акцентом...
— Так, бойцы, шевели ладошками... Ротный приказал вам хлеб-соль в виде бани... Но я вам спинки тереть всю ночь не собираюсь...
Давай давай, резче... Хули уставился, уёбок? Не понимаешь, что ли? Или тебе по-армянски сказать?... А может в фанеру? Пуговки на ХБ пересчитаем?...
(это он мне)...
И тут только я заметил — все слушают и кружева не перестают плести, только я сижу и на него смотрю...
— Да нет — понял все...
— Звать как?
— Леша...
— Пиздёша!!! Тебя что, в учебке не учили представляться старшим по званию (он — старший сержант, НевообразимоШирокаяЛычка)?
— Младший сержант Т***...
— То-то. Младший сержант Леша... Так! Пиздарики — все на мойку слонов! Потом дошьете. До утра время есть!...
В обеих концах фашистской казармы были задуманы туалеты... «Видные советские военноначальники» в лице прапорщика решили из одного туалета сделать баню. «Решения партии — в жизнь!». И надо признать — здорово получилось!!! Парилка, просторная помывочная легко вмещала взвод. И «чайная»! Да, да — комната с массивным дубовым столом и скамейками, обшитыми дермантином.
На столе — самовар. Правда
